Берег ветров. Том 1

Длинные борозды, конечно, выгоднее барину - работа лучше спорится, - но так уже в мире заведено: что барину прибыль, то батраку гибель. Длинные борозды выматывали силы батраков весной, при посадке, но более того осенью, на копке картофеля. Дни копки, считавшиеся раньше, при Липгарде, самыми легкими из всей барщины, почти не уступали теперь по тяжести сенокосу в разгаре лета, разве что рабочее время поневоле становилось короче, хотя и начинали с зари, а последний воз картофеля ссыпали в мызный погреб уже при свете лампы.

Даже Пеэтер, который пошел сегодня на мызу вместо матери (мать батрачила у эймуского Юхана и за него отрабатывала арендные дни мызе), почувствовал усталость. От перетаскивания двухпурных мешков на телеги немела спина.

Возвращаясь с пустой телегой в поле, Пеэтер взглянул на часы. Половина пятого. Погода стояла скверная, сильный западный ветер приносил время от времени стелющиеся низко над землей и над морем дождевые тучи и холодными струями дождя хлестал пожелтевшие деревья парка, поблекшую картофельную ботву, спины лошадей и лица мужиков. Барон обычно старался обойтись возможно меньшим количеством людей. Но теперь картофелю угрожали ночные заморозки, приходилось копать и убирать даже в дождь. Несмотря на непогоду, люди работали до наступления темноты. Если только один день такой работы изнурил Пеэтера, что же должна чувствовать мать, на долю которой каждую неделю выпадает три таких дня? Каково батрачкам, вынужденным работать по шесть дней в неделю? А их большинство, и к тому же их часто принуждают работать и в воскресенье. Пусть копка и уборка картофеля из разрытых борозд не требует таких сил, как подноска мешков, но с утра до вечера гнуть спину и копаться в стылой, холодной грязи еще изнурительнее. А платы от юрьева до Михайлова дня мать получает четыре пуры зерна, четыре пуры картофеля да еще кое-какие крохи в придачу. Плата ничтожно мала, а жены батраков, надрывающиеся на мызе круглый год, получают еще меньшую плату, если рассчитать поденно.

Картофельные борозды начинались у опушки леса и шли прямой линией через все поле до яблоневого сада. Около двадцати женщин, двигаясь шеренгой, копали и выбирали картошку, у каждой было по две борозды. Когда женщины подвигались к лесу, дождь ударял им в спину - и работать было еще сносно, но на обратном пути по новым бороздам ветер и дождь хлестали прямо в глаза, вода текла не только по платкам, но и по волосам, по бровям. Раннавяльяской Алме - ей было лет пятнадцать-шестнадцать, - худенькой, высокой и немного беспомощной девушке (ее мать умерла прошлой осенью от чахотки), трудно было поспевать за остальными, особенно за Рити - женой слепого Каарли. Рити считала себя получше других, была падка на похвалы мызных господ и старалась изо всех сил, так что кругом только комья грязи летели. Юугуский Сийм, никогда не упускавший возможности похвастаться, что он и кубьяс, и лесник, и церковный ктитор (Ренненкампф не терпел большой толпы слуг, их было у него мало, но зато все такие, в преданности которых он не сомневался), кубьяс Сийм отводил для Рити средние борозды, так что она находилась в центре шеренги работавших женщин. И вот строй женщин сломался углом, напоминая стаю журавлей. Рити, как журавль-вожак, шла посреди, опережая других, а остальные - растянувшись углом по обе стороны. Но в то время как вольные журавли высоко в поднебесье летели в южные края, измученные и насквозь мокрые люди едва ползали по вязкому картофельному полю Ренненкампфа.

Подогнав подводу к женщинам, Пеэтер кинул вожжи на спину лошади и прежде всего погрузил в телегу полные корзины раннавяльяской Алмы, он даже помог девушке собрать несколько пригоршней отрытого картофеля, - ему просто стало жаль молодую батрачку.

- Барин из города пришел в деревню покрутить с девчатами, а у самого мерин запутал вожжи в ступицу колеса, - прогнусавил вдруг где-то рядом юугуский Сийм.

- Тпру-у! Черт! - Жадная на картошку лошадь и в самом деле сбросила вожжи, и Пеэтер поспешил распутать их. - А что же кубьяс глядит, будто у него и рук нет?

Пеэтер сказал это с такой непосредственностью и простотой, что Юугу не сумел даже сразу ответить, только кашлянул. Лишь после того, как зафыркали и рассмеялись женщины, Сийм понял, какую наглость позволил себе Пеэтер.

- Всякому городскому прощелыге не дано права совать нос в мои дела и отдавать мне приказы, - прогундосил Сийм. - Не за то барин платит мне жалованье, чтобы я был мальчишкой при лошади у такого лодыря, как ты. Мне нужно присматривать за работой нескольких десятков людей.

- Если бы ты заботился о людях, ты не заставлял бы их гнуться в три погибели под ветром и дождем.