Берег ветров. Том 1

- Нет, Кусти, не о чем тут жалеть. У этого типа нет ничего общего с рабочей партией, по рукам видать и по всем его повадкам. А приметил ты, какие у него глаза?! Честный, правильный человек смотрит на тебя открыто, прямо, а у этого хлюста глаза все время как будто затянуты какой-то дрянью. Щурится, прикрывает веки, выслеживает нас через стекла своих очков, - упрямо держался своего мнения Михкель.

-Да, - поддержал Михкеля Матис, - это и я заметил. Верно говорят: глаза - зеркало души. Если человек правдив и честен, то и взгляд у него чистый и прямой. А коли душа грязна, то и взгляд грязный, и ничего не поможет, надевай хоть тройные и даже с золотой оправой очки.

- А зачем же ему песни понадобились? - спросил Каарли, у которого давно уже щемило на сердце.

Мастер хотел было ему ответить, но умолк на полуслове и уставился глазами в окно, пригибая свою старческую, сухую, жилистую шею.

- Какого черта ты глазеешь? - спросил Кусти, тоже примащиваясь к окну.

- Вот дьявол, не отвяжешься, хоть выкуривай можжевельником! - ответил Михкель.

- Ох ты, сатана, и правда обратно прется, - подтвердил Кусти, которому теперь тоже стало как-то не по себе.

- Обратно. А как же иначе? Ведь здесь осталась пустая водочная бутылка и пьяный товарищ, - насмехался мастер.

Оказывается, собиратель старины забыл калоши в сенях, а главное, он сказал, не подобало из-за пустяков ссориться со здешними крестьянами, которым он пришел передать привет от имени ревельского комитета социал-демократической партии.

Мужики молчали. Матис и Каарли покашливали, но никто не вымолвил и слова.

Артур Тикк, на сей раз уже в пальто и калошах, снова сел на стул, стал, улыбаясь, перебирать бумаги, вынутые из нагрудного кармана, и сказал:

- Угощу вас всем, что у меня есть, хоть вы и не хотите спеть мне даже пустяковой песенки. Вот, смотрите, с чем расхаживает человек, подобный мне! - он разложил на столе несколько карикатур, изображавших царя. На одной из них Николай II был нарисован сидящим на ночном горшке с короной на голове и огромным животом, опоясанным широким кушаком. На поясе надпись крупными русскими буквами: «Манифест». А на складках живота нарисовано много кругов со словами: «Свобода печати, свобода слова, свобода собраний». Подписи под карикатурами были напечатаны на эстонском и русском языках: «У царя запор, без касторки реформы не выходят».

Кусти громко захохотал, но Михкель наступил ему своим тяжелым сапогом на ногу и заметил:

- У студентов, видно, большие права, если они не боятся промышлять такими картинками. Мы не решились бы и при себе держать такие картинки. Сразу городовой нагрянет.

- Не бойтесь риска. Показывайте не каждому, а только подходящим людям! Такие картинки имеют громадный успех. И мужикам надо знать, что творится на свете, - поучал гость.

- Эти картины вы сами сделали? - спросил Матис, садясь на кровати и натягивая на плечи овчинный полушубок.

- Это нарисовано художником, а я фотограф, - сказал гость.

- А вы ведь давеча сказали, что собираете песни и сказки? - допытывался Матис.

- Ну, конечно, и это тоже! Песни записываю, а поющего снимаю на пластинку, которую в городе прилагают к песням. Было бы хорошо, если бы и вас можно было сфотографировать, ну, если не всех, то по крайней мере главного певца - Каарли Тиху. Не правда ли?

При этих словах у Каарли мурашки забегали по спине. Он не видел картин, о которых тут говорили, но понимал, что происходит что-то очень диковинное. И чтобы теперь его, Каарли, заснять на карточку – нет, ни за какие деньги! Десятки мыслей пронеслись в голове Каарли. Одно было ясно: нужно скрывать от этого чужака не только свои мысли, но и настроение товарищей. И тут слепой вовремя вспомнил свои верноподданнические, на мотив церковных хоралов, песни, сочиненные по требованию Гиргенсона, а паче по настоянию Рити.

- Карточку пусть господин не делает, того я не позволю, но если разговор пошел о царе, то я тоже сочинил о нем одну песню. Может быть, господин запишет!

- Очень хорошо, очень хорошо, - сказал собиратель песен, считая слепого старика простаком. - Давайте послушаю.

- Песня поется на мотив «Божья благодать души»:

Николай у нас царем,

Каждый молится о нем.

Велика его держава,

Велика царева слава!

Честным радость он приносит.

Головы злодей не сносит.

Шапку пред царем долой!

Государю славу пой!

Собиратель песен почесал затылок и не выдавил из себя ничего, кроме: «Так-так!»

А Кусти выпалил наобум:

О, дай мне тысячу рублей,

Язык завертится живей.