Берег ветров. Том 1

Но девки больно там горды:

Не надо нам, мол, дурня!

На Сырве девушки - беда:

Любая - в пестрых юбках,

И так натянуты всегда

Как паруса на шлюпках.

Такая жизнь мне не с руки,

Сотрешь до крови пятки –

Подамся снова в моряки,

И в море, без оглядки.

Дальше Кусти и Каарли вместе пропели «Это в Лондоне случилось», потом «Стояли Лаэс и Луутси перед судом, у них с похмелья головы болели» и «Песню Янки». Карандаш собирателя песен быстро скользил по бумаге, но вскоре это, по-видимому, надоело ему, и он сказал:

- У вас, друзья, должна быть и одна свеженькая песня. Как она поется?

В комнате наступила тишина, которую пришлось нарушить самому собирателю песен:

- Ну, очень уж вы замкнуты! Теперь ведь объявлен манифест! Такому, как я, можно выкладывать всякие песни. Тем более, что для царя и баронов я, может быть, покрепче занозы в глазу, чем все вы, вместе взятые. Если позволите, я очиню свой карандаш.

Он взял со стола нож и стал медленно заострять кончик карандаша.

- Да, слыхать, студенты иногда шумят там в городе, в Тарту, - сказал Кусти, быстро хмелея.

- Мы, бобыли, живущие здесь, у скудного моря, на каменистой земле, не можем содержать своих сыновей в университете. Мы их всех разослали по миру бродить - кого на корабль, кого за Ригу в гипсовые карьеры, кого по железке на казенный счет в Маньчжурию, под японские пули, кого на самое дно морское, в Цусимский пролив… В больших школах штудируют науки сыновья богатых папенек и маменек, и не верится мне, чтобы богатый, ученый человек стал заступаться за бедного рабочего и безземельного человека, - проговорил Михкель, по-прежнему чуждаясь пришельца.

- Есть и другого сорта студенты, не все же богатые бурши. Два года служат, третий учатся. Занимают, понятно, кое-что у родных, обходятся как могут, - защищался собиратель песен и сказок, стряхивая с коротких полосатых штанов карандашные стружки.

- Ах, черт бы тебя побрал, Каарли, чего ты медлишь! Давай спой-ка свою «Войну в Руусна» - свеженькая булочка, только что из печки Эти дурацкие газеты ничего пожарче не умеют написать, пусть господин скубент послушает как шли у нас и дела, и песни, - сказал Кусти, который был уже под крепкими парами.

- Я уже раз обжегся на песне, не хочу второй раз понапрасну голову в огонь совать, - сказал задумчиво Каарли.

- Что за чертова душа у тебя, шкуру бережешь! Видишь, Матиса пуля насквозь прошила. Думаешь, он теперь из-за этого за печку спрячется? Погоди, пусть мужик придет в себя, тогда уж бароны увидят, как ястреб крылья расправит! - сказал Кусти.

- Ты откуда знаешь про дела других? - отрезал Михкель. - У Матиса самого рот на месте, не суй свой нос куда не следует.

- Вот и сую, раз все вы здесь как бабы! Ну, ты, собиратель старины, скубент или кто ты там есть, возьми карандаш и строчи: «Песня про войну в Руусна». Если настоящий мастер боится и пикнуть, то запиши: сочинили спел Кусти Аэр, Кусти Петрович Аэр, из деревни Руусна, Каугатомаской волости, одет в старье, в рваное тряпье, в фуфайку из шерсти бараньей, самураями в ягодицы ранен, но это не стыдно, рана заросла, дыры не видно, с этаким малым уроном можно еще потягаться с бароном. А песня поется так:

В волостном – народу тьма,

Слышны Матиса слова

«Демократ я! Буду драться

За права и землю, братцы!»

По цигарке раскурили,

Все чин-чином обсудили

Записали в протокол –

И айда на мызный двор

По дороге песню пели:

«Нам бароны надоели.

Убирайтесь прочь из мызы

Вместе с кубьясом бесстыжим!»

Ренненкампф смекнул, паскуда,

Что ему придется худо.

И не снимет, - вот конфуз! -

Перед ним мужик картуз.

Бабы с поля убежали

С мужиками зашагали,

Мари Кипп вперед пошла.

Знамя красное несла…

- Хватит! - прервал Михкель пение Кусти. - У песельника своя глотка есть: хочет - поет, не хочет - молчит. Ты что ставишь себя над другими какой-то иерихонской грубой?

- Да, перестань, - уговаривал его теперь и слепой Каарли. - Это придумано так, для своих людей, а не для чужого, незнакомого человека, не для записи.

- Чертовы бабы! - ругался Кусти.

- Бабы или нет, но песня не твоя, а Каарли, и если Каарли говорит, что хватит болтовни, значит, молчок! Будет лучше, если молодой господин порвет этот листок и бросит в огонь, - вмешался и Матис с кровати.