Берег ветров. Том 1

- Смерть не принесет покоя фарисею! Фарисея, который упорствует в своем сердце, ждет преисподняя, - гремел грозный голос пастора под низким потолком дома Кюласоо.

Злой, гневный огонек зажегся в глубоко запавших глазах больного, и он с громадным усилием приподнялся на своих костлявых локтях. Казалось, что он сейчас набросится на пастора (Гиргенсон даже отступил на полшага).

- Фарисей… Я фарисей! Я-то уж знаю… кто фарисей, кто, как черный ворон… охотится за умирающими! - голос больного от чрезмерного усилия стал совсем хриплым. - Денег… только денег тебе надо… Деньги стали твоей божьей благодатью… Умирающий не смеет забывать в своем завещании ни церкви… ни этих листков с хоралами пастора! Гроши, что у меня здесь в койке… под соломой, ты хочешь вырвать у моих детей… и внуков для себя… заграбастать в свою мошну! Вон отсюда, черный…

Реэдик из Кюласоо не досказал последнего слова, которым, по-видимому, должно было быть слово «ворон»… Старик еще раз-другой тяжело втянул в легкие воздух и умер.

Глава третья

«Уус аэг», таллинская газета, выходившая три раза в неделю и время от времени для привлечения провинциальных читателей помещавшая статьи о жизни дальних закоулков, напечатала в номере от 28 мая 1901 года, в отделе «писем», следующую корреспонденцию:

«С. Т. и А. С. Из прихода Каугатома, на Сааремаа.

Кому на Балтике бывать

Под парусом пришлось,

Тому наш островок видать

Средь моря довелось,

говорит песня про Сааремаа. Пишущие эти строки собираются рассказать здесь не обо всем Сааремаа - это изрядный кусок суши у входа в Рижский залив, длиною около ста и шириною до полусотни верст, - а только о самом западном, каугатомаской приходе «островка». Кто попадает сюда впервые, восхищается красотой здешних берегов и моря. Лесистые полуострова, как растопыренные пальцы рук Суур Тылля, вдаются далеко в море с юго-востока на северо-запад и образуют множество красивых заливов, в которых, в свою очередь, насчитывается немало островков. Во время осенних больших штормов гул рифов слышен далеко на суше, а весною множество морских птиц справляют на островках свои свадебные гульбища. Да, уж никак не скажешь, чтобы и лето и зима не имели здесь своей красоты. Но что толку в красоте, ведь, как говорит пословица, «красоту в котел не положишь». А насчет того, что «кладется в котел», - каугатомаская сторона самая бедная не только на острове Сааремаа, но, может быть, и во всем большом Российском государстве. Пусть, однако, уважаемый читатель не подумает, что люди здесь уж прямо-таки голодают - свой хлеб и похлебка есть почти у каждой семьи, - но речь идет о том, каких трудов стоит здесь добыть дневное пропитание.

Почва невыразимо скудна - голый известняк и гравий поднявшегося морского дна с едва заметной примесью серой земли (так что ее едва ли и можно назвать землей и, скажем, крестьянин из Саратовской губернии, у которого под сохой целая сажень чернозема, вряд ли сумел бы первое время что-нибудь сделать со здешней «землей»). Но народ каугатомаского прихода привык к ней. Каждую осень и зиму крестьяне возят на поле морской ил, и в хорошее, урожайное лето здешний хозяин (вернее, хозяйка, что объясним ниже) может ссыпать в амбар сам-пят ржи! Но так как и такие «урожайные» годы случаются редко, то и вся жизнь каугатомасца состоит в обдумывании того, как добыть кусок хлеба для семьи.

Жизнь и быт. Как каждый может заключить из приведенного выше описания, у здешних жителей, кроме земли, есть еще и море, бороздить которое килями лодок или кораблей бывает иногда полезнее, чем ковырять сохой прибрежный гравий. Поэтому хлебопашество и стало большей частью женской работой. Мужчины уезжают на лето в Таллин или в сторону Риги на корабельные и плотницкие работы (многие суда рыбаков Хейнасте, а также небольшие деревянные дома таллинских горожан из числа эстонцев построены здешними мужиками) или становятся моряками. Ремесло последних и объясняет, почему не один житель Каугатома может похвастаться тем, что не раз бороздил воды океанов вокруг всего нашего огромного земного шара. Те, что весною уходят батрачить на большую землю (парни) или только на летние работы (девушки), зарабатывают от сорока до семидесяти рублей за лето. На корабельных верфях и на плотницких работах зарабатывают лучше, кое-кто приносит домой около ста рублей. Моряки получают вместе с харчами от пятнадцати до двадцати рублей в месяц (матрос - меньше, боцман - больше; жалованье штурмана и капитана, конечно, еще больше и зависит от доходности корабля).

Дома остается лишь столько взрослых, сколько нужно, чтобы были выполнены летние работы по маленьким прибрежным хозяйствам.