Берег ветров. Том 1

Сандер и Вийя, чтобы не мешать свершению обряда, еще с порога поклонились пастору и встали у окошка. Больной, глубоко вздохнув, снова опустил веки. Старый кюласооский Реэдик устал, очень устал за свою долгую тяжелую жизнь и хотел спать. Это, однако, не значило, что ему хотелось умереть. Смерть могла бы и подождать до осени, когда вернутся домой сыновья Матис и Тынис, когда чуть ли не вся деревня будет в сборе. Теперь же он хотел только спать. Сон, на который у него всю жизнь не хватало времени, хотел теперь задним числом стребовать с него недоимки.

- Очнись, Реэдик, - трясла старика за плечо его долголетняя спутница жизни Ану, - покайся в грехах, господин пастор пришел причастить тебя.

Больной с усилием поднял веки и, тяжело дыша, отрывисто сказал:

- В живых достаточно… погоняли… дайте же отдохнуть…

Пастор не хотел верить своим ушам.

- Что он сказал? - пастор вопрошающе смотрел на Вийю, ответственную, как хозяйка дома (а в отсутствие мужа - и как хозяин), за все то, что здесь говорилось и совершалось.

- Пусть господин пастор не обращает-на него внимания, он уже немножко не в себе… - попыталась поправить дело Вийя.

- А почему ты раньше не пришла ко мне, когда он еще в своем уме был? - спросил гневно пастор. - Почему я от третьих лиц должен узнавать, что здесь без покаяния умирает один из моих прихожан?!

- Со здоровьем у меня, верно, плохо… - задыхался больной, - а с умом еще никакой беды… Это я не хотел, чтобы пастора… звали.

- Вослюбленная душа, разве ты ясычник, что перед смертью не хочешь видеть своего духовного пастыря? - воскликнул Гиргенсон.

- Не знал за собой никакого такого… приметного греха…

- Постой, постой! - не мог сдержать возгласа Гиргенсон. - У тебя нет ни одного греха?! У каждого из нас есть грехи и нарушения господних заповедей. Как же у тебя нет греха? Значит, ты и есть настоящий фарисей! - воскликнул пастор голосом, в котором смешались досада и удивление.

- Всю жизнь… изо дня в день работа… работа… на барина… в счет аренды… Никогда не бывало у меня… ни денег, ни свободного времени… чтобы успеть по-настоящему согрешить…

- Значит, по-твоему, грешны только богатые?

- Скорее пройдет… верблюд в игольное ушко, чем богатый… попадет в царство небесное…

Жесткий взгляд пастора Гиргенсона снова обратился от больного к хозяйке, которая стояла чуть поодаль, спрятав руки под передник и потупив глаза.

- Почему ты солгала мне, своему богом призванному и поставленному духовному пастырю, будто он не в своем уме? Его ум ясен, но не божьей, а сатанинской лжемудростью!

- Помилуй, господи! - ужаснулась Вийя, а старушка Ану, напуганная как грозным голосом пастора, так и необычностью сцены, подняла, словно защищаясь, руки к лицу.

- Иисус сказал эти… слова, а не сатана! - задыхался больной.

- Зачем споришь с господином пастором? Делай, как велит господин пастор… - бормотала старая Ану, сморкаясь и прикрывая краем одеяла пук соломы, вылезший из-под подстилки Реэдика.

Сандер, стоявший у ног больного, видя старания бабушки, тоже попытался скрыть за спинкой кровати свою перелатанную и нынче снова изорванную на работе полу пиджака. С младенческих лет помнил он доброго дедушку, который всегда без лишних слов, упорно и старательно, в поте лица своего трудился. Ведь дед помог ему смастерить первый игрушечный кораблик, научил его свертывать из бересты туески для ягод, подсобил сделать первый ветряк. Отца летом не бывало дома, и именно дед в первый раз взял его с собою за Ноотамаа, в большое море, в пору летнего лова камбалы. Сандеру больно было видеть, как пастор обращался с больным дедушкой, и он попытался защитить его.

- Дедушка больной, ему трудно говорить!

Пастор, даже не сдвинув с места свое тучное тело, повернул к Сандеру большую голову на жирной шее и вперил в парня холодный, злой взгляд:

- Больной! А ты-то ведь, парень, здоров. Разве ты не знал, где находится церковная мыза, чтобы вовремя прийти ко мне?! - Потом, обратившись к больному, заговорил изменившимся высоким и елейным пастырским тоном: - Вослюбленная душа во Господе, не упорствуй сердцем, а покайся в своих грехах!

- Никогда я… не крал… Чтобы убивать кого-нибудь… тоже нет… разве что иногда небольшой… вынужденный обман… - Легкие больного от чрезмерного напряжения издавали какой-то свистящий звук. - За каким это грехом пастор… охотится? Помещик с хутора выгнал, всю жизнь батрачил. Много… выращено детей… Какие тут грехи?!

Всю свою долгую тяжелую жизнь он, сцепив зубы, терпел обиды, урывая от своего скудного пайка и голодных ртов своих близких на поборы помещику, церкви, волости и казне, придерживая язык, так как знал, что лишнее слово может принести ему самому и его детям не пользу, а только вред. Поэтому Реэдика (по сравнению хотя бы с сыном его Матисом) считали рассудительным мужиком. Теперь же долго сдерживаемая душевная горечь рвалась наружу.

- Ни одна душа не безгрешна, - пытал его пастор, - потому что помыслы сердца человеческого исполнены зла уже с детства!

- Тогда… и господин пастор сам сейчас грешит, потому что… не дает мне спокойно умереть.