Берег ветров. Том 1

Это было, вероятно, дня за два до Нового года - во всяком случае мороз уже успел высушить береговые промоины и сковать льдом болота, - когда капитан Тиху и мастер Михкель постучались в дверь к управляющему местными казенными лесами, лесничему Третьякевичу, жившему в Памманаском казенном имении. Крестьян-собственников по всему приходу было еще очень мало, пальцев одной руки хватило бы перечесть их, и ни у кого из них на участках не оказалось подходящего корабельного леса. У помещиков никто из Тиху не мог надеяться купить лес на выгодных условиях: все господа заодно, а былая тяжба Матиса из-за хутора Рейнуыуэ вконец обозлила старого рууснаского Ренненкампфа и его родню. Лесничий же, или, как его называли в приходе, лесной барин, был русский, прибыл сюда издалека, и с ним можно было столковаться. Поговаривали, правда, что в нынешнюю зиму лесопромышленник Викштрем наложил лапу на две лучшие делянки, расположенные у дороги, но разве у казны мало леса! Только бы их не спровадили в дальний Сутруский лес; от тамошних делянок далеко до берега моря, а в теплую зиму из-за болот оттуда дьявольски трудно вывезти древесину. Или всучат делянку с большими, очень старыми, некогда семенными деревьями, которые растрескались уже на корню, десятки лет раскачиваясь от ветра. Тут нужна осмотрительность. Снаружи дерево мощное и стройное, хоть сейчас вали его на киль корабля, а спилишь - трещина на трещине. Эти потрескавшиеся от ветра сосны, или, как их попросту называют, «ветровки», непригодны для корабельного дела, и надо смотреть в оба, чтобы и впрямь не выбросить деньги на ветер.

И Михкель, и Тынис плохо говорили по-русски, но капитан уже успел наладить приятельские отношения с лесничим и на сей раз не забыл прихватить полуштоф - таким образом, дело быстро пошло на лад.

Андрей Андреевич (после выпитой водки лесничий и капитан стали называть друг друга по имени и отчеству) разрешил Тынису Реэдиковичу выбрать на карте любую делянку. Когда же, придя на место, они увидели, что соседняя делянка удобнее для вывозки древесины, лесничий тотчас же согласился на замену делянок.

Полуштоф одному, малую толику денег другому - и дело с лесом было улажено. После крещения, в полнолуние, когда нет опасения, что червь источит дерево, на делянке нового товарищества зазвенели пилы и забухали топоры, да так, что многоверстный лес отзывался далекими раскатами. Михкель, держа в одной руке старенькую, потрепанную, объявшую все премудрости корабельного мастерства записную книжку, а в другой огрызок карандаша и кусок мела, с топором за поясом ходил от дерева к дереву и назначал уже здесь, на корню, каждому из них положенное место на корабле: вот дерево для бруса бархоута, это для сандека, а вот то для подбалочного бруса. Разглядывая дерево, он, в силу привычки, обходил его по ходу солнца. Старые мастера боялись, что корабль, построенный из деревьев, вокруг которых хаживали, отбирая, против солнца, плохо будет идти против ветра. А ежели и так и этак надо пройти по кругу, отчего же и не пойти по солнцу? Еще говорили, что если дерево упадет кроной на юг, то в корабле может завестись плесень. И это, конечно, одно баловство, но ведь не оставишь нужное дерево на корню, как-то уж оно должно упасть, - почему же немножко не помочь ему рухнуть вершиной на север?! При южном ветре или в тихую погоду это не составляло особого труда, но если случался северный ветер, раннаский Каарли со своим напарником Таави прибегали порой даже к помощи талей. Ну да фокусы фокусами, если они не требуют у тебя лишних сил и времени, но этакую возню с деревом на манер Каарли и Таави, силившихся свалить его против северного ветра, мастер считал просто чудачеством, и он, и другие, в особенности Кусти из Лайакиви, подшучивали над излишней суеверностью Каарли.

Но когда Михкель сам нашел на краю делянки могучую, в два обхвата, сосну, по всем признакам подходившую для корабельного киля, он обошел ее не один, а несколько раз по солнцу и, прежде чем сделать мету топором, долго с благоговением любовался исполином и шептал:

- Добрый дух, покровитель корабля, войди в киль- матушку!

И только после этого он отколол топором щепу от сосны, предназначенной для киля - корабельной матки. Существовало поверье, что именно с этой первой щепой, срезанной мастером у дерева, отобранного для киля, добрый дух, покровитель корабля, войдет в судно и не покинет его до тех пор, пока оно не состарится после долгих плаваний, придет в ветхость и сгниет где-нибудь в тихой гавани. Разве что злому духу корабля, котерману, удастся каким-нибудь способом прогнать доброго духа, самому вселиться в корабль и вскоре загубить его в бурю или в шторм.