Берег ветров. Том 1

Когда мастер, отколов первую щепу, кликнул других мужиков и объявил им, что дерево для киля найдено, случилось так, что Лаэс из Лоона, Кусти из Химмуде и Андрус из Лийгаласкма, разглядывая дерево, тоже обошли вокруг него несколько раз по ходу солнца. При падении сосны-великана зорко следили, чтобы ствол отскочил подальше от пня. Это сулило быстроходность будущему кораблю и скорую перевозку грузов из гавани в гавань.

Пока на казенной делянке с гулом и треском рушились кроной на север деревья для киля, для обшивки и мачт корабля, каждый мужик по пути в лес и из лесу или на воскресной прогулке по родным местам зорко высматривал подходящие для шпангоутов деревья. Особенно могло посчастливиться в тех местах, где недавно рубили строевой лес и были выбракованы и оставлены на корню все кривоствольные, непригодные для вязки стен деревья. Эти приземистые дубы, росшие на скудных деревенских пастбищах и покосах, или прибрежные изогнутые и закаленные ветрами смолистые сосны были словно рождены для шпангоутов.

На покосе прежнего хутора Рейнуыуэ, часть которого теперь арендовал припадавший на левую ногу Михкель из Кийратси, стоял низкорослый, на редкость толстый и суковатый дуб, которому, наверно, было уже несколько сот лет. Матис, часто бродивший по землям Рейнуыуэ, высмотрел этот дуб для штевня. Мастер Михкель одобрил этот выбор, не возражал и арендатор земли Михкель из Кийратси, он внес чистоганом пятьдесят рублей пая и вместе с сыновьями работал на постройке корабля. Но, опасаясь, что слух о порубке дуба на арендованной земле мог так или иначе дойти и до бар, старый кийратсиский Михкель выждал такое время, когда сам барон отлучился в город, и заковылял, прихрамывая, на мызу. При посредничестве кухарки Тийны он предстал перед барыней с покорной просьбой - дозволить вырубить на покосе Рейнуыуэ (так все еще называли этот покое) два-три старых, суковатых дуба и кое-какой кустарник для улучшения почвы. Михкель хромал на левую ногу, барыня - на правую (она страдала какой-то «костной сухоткой» - ведь у бар и болезни благороднее, чем у крестьян); барыня была баронессой Ренненкампф, а Михкель только Михкелем. Но когда Михкель хотел, он умел и подольстить, и пораболепствовать. Хотя барыня и не занималась делами мызы и не предпринимала сколько-нибудь серьезных шагов без барона, она все же смогла разрешить такой пустяк, тем более что дело явно шло на пользу земле и мызе. Встретившись после этого разговора с юугуским Сиймом в воротах мызы, арендатор Кийратси едва коснулся рукой козырька своей шапки и почти не обратил внимания на кубьяса. Штевневой дуб спилили, и две пары самых крепких лошадей отвезли его на массивных дровнях на мысок Папираху, где было уже припасено немало корабельного материала с лесной делянки.

Но это еще далеко не значило, что форштевень находился уже на носу корабля.

Папираху, маленький полуостров в тихой, укрытой от ветров бухточке в заливе Каугатома, покрытый тощим леском и оползавшими к воде валунами, с незапамятных времен служил здешнему народу местом постройки кораблей. Его вдававшаяся в открытое море оконечность понижалась с подходящим для спуска кораблей на воду уклоном. Залив Руусна был, правда, ближе к деревне, но слишком мелководен; готовый корабль не смог бы выйти отсюда в открытое море. По-видимому, и в ту пору, когда Папираху был еще только «раху», то есть по-здешнему островом, он входил во владения церковной мызы, и им распоряжались попы. Примерно десять поколений назад церковная власть в здешних краях перешла от католических попов к лютеранским пасторам. Новые хозяева церкви позаботились о закреплении за собой, вместе с другими мирскими благами, и земельных владений своих предшественников, в том числе и этого пустынного острова, или полуострова, каковым он мог быть уже в то время, так как морское дно постепенно поднималась, а название в народе сохранилось прежнее, хотя Папираху уже не был «раху» и не принадлежал больше католической церкви. Возможно, что при католических попах Папираху, с тихой, укрытой от ветров бухтой, имел какое-то значение для церковной торговли или служил надежным укрытием в пору штормов, но каугатомаские лютеранские церковные владыки последних поколений занимались больше земледелием и скотоводством и не придавали никакого значения этой каменистой площадке. В иные годы, когда здесь сновали кораблестроители (не каждый ведь год строится новый корабль), никто не спрашивал с них аренды за использование пустыря под верфь. Летом, в жару, задрав хвосты, забредало сюда порой большое стадо быков церковной мызы - искать прохлады и убежища от оводов. Но толкущаяся по брюхо в морской воде скотина и строители, орудующие на берегу топорами, не мешали друг другу.

Ныне же по воле пастыря каугатомаского прихода и на берегу Папираху должны были произойти перемены. Мартовским утром, когда мужики закладывали бревна на козлы для распилки их на толстые корабельные доски, медленно, пешочком, приплелся Антс, старый кучер мызы, и спросил капитана.