Берег ветров. Том 1

- Лаксбергавой Иды, - пробормотал Тийт в замешательстве.

- Иды Лаксберг? Кто такая? Она сидит здесь в качестве заключенной, на предварительном следствии, что ли?

- На предварительном следствии? Силы небесные! Не может этого быть, только вчера вечером она принесла туфли в починку!

Молодой человек насмешливо улыбнулся. Жандарм за окошком разглядывал паспорт Тийта Раутсика и, бросив мрачный взгляд на горбуна, спросил:

- Год рождения?

Тийт Раутсик шевелил ртом, но в голове у него хоть шаром покати, он даже не понял, чего от него хотят.

- В каком году родились? - перевел молодой господин на эстонский.

- В октябре, восьмого дня, тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года, - быстро ответил Тийт.

Молодой человек перевел и его ответ, после чего они с жандармом заговорили о чем-то. «Наверно, говорят о моем деле», - подумал Тийт Раутсик. Он мог бы оставить эти старые, дрянные туфли где угодно, хоть сунуть в какой-нибудь двор по пути, да вот беда, все вон из памяти, будто вышибло! Он дворник и сапожничает только так, для своей семьи и для знакомых, у него и вывески нет, ничего такого, за что пришлось бы платить городской управе подоходный налог… А если они теперь из-за этого и бросят его в когти закона?

Жандарм и желтоглазый молодой человек, по-видимому, пришли к соглашению. Жандарм оставил паспорт Тийта у себя, а молодой человек завернул туфли в разодранные полосы «Рисгирахва пюхапяэвалехт» и сунул ему сверток обратно под мышку.

- Пойдем, - сказал он коротко.

И они пошли по длинному, тускло освещенному коридору, молодой, размашисто шагающий господин впереди, а Тийт Раутсик, торопливо семеня, за ним. Вдруг молодой господин остановился перед одной из дверей. Тийт взглянул на номер, прибитый над дверями, и ему показалось, что горб его стал еще острее, чем прежде: вот она, комната номер тринадцать!

Комната была пуста, только на одной из боковых стен в тяжелой раме висел на толстом шнуре поясной портрет царя во всем блеске эполет, аксельбантов и орденов.

- Посиди здесь, подожди, - приказал молодой господин, попеременно говоривший Тийту «вы» и «ты».

Дверь за молодым господином закрылась, и Тийт опустился на стул прямо против царского портрета. Окно было занавешено тяжелой бархатной коричневого цвета портьерой, на столе, шипя, горела лампа с колпаком, а с пепельницы, на другом краю стола, еще вилась слабая струйка дыма от недокуренной папиросы. В помещении стояла мертвая тишина. Не слышно ни отзвуков уличного шума, ни шорохов или голосов из соседних комнат и коридора. Тийт Раутсик взглянул на дверь. Только теперь пришло ему на память мимолетное наблюдение: когда он входил сюда, то заметил, что в комнату вели двойные двери, к тому же внутренняя дверь была обита войлоком, кое-где проглядывавшим из-под блестящей белой клеенки. Наверно, стены, потолок и полы тоже с каким-нибудь фокусом, чтобы голоса не проникали сквозь них.

Тийт украдкой разглядывал комнату: нет ли здесь какого-нибудь потайного отверстия, через которое за ним незаметно наблюдают? Он не посмел встать со стула, указанного ему молодым человеком, чтобы тайком заглянуть и за спину, а так он ничего подозрительного не заметил. Жандармское управление, комната номер тринадцать… Но он может, положив пальцы на библию, присягнуть перед богом и людьми, и даже перед самим царем, который строго глядел на него с портрета, что во всю свою жизнь не вынашивал в голове ни одной злой мысли против правительства и уж, конечно, не совершал что-либо подобное своими руками

Вдруг дверь открылась, и вошел солдат с винтовкой.

Тийт проворно вскочил. Солдат прошел через комнату, поставил винтовку штыком к стене и сел на стул. Наступила долгая тишина. Солдат сидел свободно, как у себя дома. Тийт стоял так смирно, как позволял ему горб.

- Ну, чего стоишь, садись! – сказал, наконец, солдат и указал на стул.

Тийт Раутсик понял, сел и уставился на солдата.

«Совсем похож на человека», - подумал он, надеясь, что солдат скажет еще что-нибудь. Но солдат больше не раскрывал рта, а Тийт, боясь рассердить его, тоже не осмеливался начать разговор.

Прошло довольно много времени. В жилетном кармане Тийта тикали хорошие на пятнадцати камнях серебряные часы, но он не решался проверить время: ему приходилось слышать, что у людей, которых вызывают в жандармское управление, при обыске иногда отнимают ценные вещи и забывают вернуть их. Конечно, его не станут обыскивать, он ничего плохого не сделал, и все же Тийт пожалел, что не оставил часы дома.