Берег ветров. Том 1

Пеэтер вспомнил о только что принятом решении сосредоточить все свои мысли на учебе и не отвлекаться посторонними вопросами. А что является главным, что посторонним вопросом? Он ведь не какой-нибудь десятилетний мальчик, мечтающий о том, чтобы получить у учителя хорошую отметку; он для того и поступил в вечернюю школу, чтобы лучше разбираться в трудных вопросах, возникающих в повседневной жизни. Нельзя стать хорошим мастером-модельщиком, если не знаешь технического черчения, математики, свойств металлов и дерева, - очевидно, так же можно ошибиться и с женитьбой, если… если… (Лонни Раутсик + Пеэтер Тиху)² =…

Нет, здесь столько еще посторонних сомножителей, что если эти двое и подходят друг к другу, то все же трудно будет заключить их в супружеские скобки да еще возвести в детские квадраты и кубы. Если бы они и поженились, то в последующие годы довелось бы извлекать многие квадратные и кубические корни, а при слишком тяжелых испытаниях это соединение, пожалуй, расшатается. Говорят, что бедняку и богачу трудно ужиться в браке, но даже и двоим беднякам, если у одного из них мелькнула хоть мысль о богатстве, вряд ли удастся наладить прочную супружескую жизнь.

Лучи раннего солнца пробились в окно поверх толевых крыш низких пригородных домов. Пеэтер до конца сдвинул занавеску и погасил лампу. Прежде чем завыли одна за другой фабричные трубы, он успел справиться и с алгебраическими задачами. А что до житейской алгебры, то Пеэтер пришел к заключению, что вместо предполагавшейся загородной прогулки с Лонни надо будет вместе с другими фабричными рабочими непременно поехать в Вигала на собрание безземельных крестьян.

Глава пятнадцатая

Недели за три до Иванова дня установилась жара, улицы наполнились пылью и требовали поливки. Как раз в тот момент, когда горбатый дворник пеэтсовского дома прислонил метлу к воротам и намеревался сходить в сарай за шлангом для поливки, к нему подошел какой-то молодой человек в светлом летнем костюме и спросил:

- Вы Тийт Раутсик, дворник дома Пеэтсова?

- Да, да, это я, молодой господин! - и маленький бородатый мужичок поклонился так низко, как только позволял ему горб.

- Сегодня в десять часов вечера вам нужно явиться в жандармское управление. - Молодой человек назвал улицу и номер дома, вынул из кожаного портмоне какую-то бумажку и длинным, как у ястреба, острым ногтем, подчеркнул на ней место, где требовалась расписка дворника в получении извещения.

Тийт Раутсик машинально взял протянутый ему карандаш, но тут же почувствовал, как задрожали его коленки, и трясущаяся рука вывела на бумаге какие-то странные каракули.

- Пишите буквы разборчивее, - нетерпеливо прикрикнул молодой человек.

- Небесные силы, я не сделал ничего плохого, - горевал плешивый, седобородый и горбатый человек.

- Это не мое дело! Мне приказана передать вам извещение!

Тийт Раутсик смотрел на молодого человека снизу вверх своими испуганными водянистыми глазами.

- Ну, распишитесь же!

Старик кое-как нацарапал свою фамилию, и молодой человек негромко, но предостерегающе добавил:

- Если кто спросит, чего от тебя хотели, скажи, что сделали предупреждение насчет уборки улицы. Понял? За разглашение тайны наказывают тюремным заключением.

- Боже мой! А если дочка спросит?

- Ну, придумаешь что-нибудь! Во всяком случае никто не должен знать, куда ты пойдешь. Так вот, значит, в жандармерию в десять часов, комната номер тринадцать! - И молодой человек привычным движением показал свое служебное удостоверение, чтобы не оставалось никаких сомнений.

- Впредь чтоб улица была чистая, предупреждаю в последний раз! - громко сказал незнакомец уходя, чтоб жители дома и случайные прохожие думали, будто он ругал дворника за не политую улицу.

Когда Тийт Раутсик снова остался один, все плясало у него перед глазами. Проезжавший извозчик обругал Тийта Раутсика - струя облила и его, и лошадь, попала и на двух барышень, семенивших на противоположном тротуаре. Закричав: «Ой! Ай!»- они подобрали свои юбки и полубегом понеслись дальше. Может быть, и они бросили по его адресу что-нибудь оскорбительное, но Тийт Раутсик ничего не замечал, в его голове ворочался только один, словно вколоченный туда, приказ: сегодня вечером в десять часов в жандармское управление, комната номер тринадцать!

«Господи помилуй, за что же это? Что я сделал плохого?»