Берег ветров. Том 1

Пеэтер закусил губы. Лонни, надувшись, убежала от него. Неужели в этот же вечер ему придется еще поругаться и с другом?!

- Я не был пайщиком в «Линде», но что до каугатомаского судового товарищества, то у нас дело обходилось без клея, клей нам сунули только с новым уставом из Петербурга.

- Так оно и должно было случиться, в одном зале не танцуют разом два танца. Ежели музыка играет мазурку, то всем приходится плясать мазурку, а вы там, на Сааремаа, захотели на польку перейти. Стоп, не выйдет, брат! Повсюду, во всей царской России, бедный народ живет на положении бесправного раба, а вы со своим уставом хотите потихоньку разыгрывать из себя хозяина. Если самый крупный рабовладелец, сам царь, и не заметит сразу этакого диковинного дела, поверь - сыщутся у него верные слуги, уж они-то припечатают пяткой вашу польку.

- Но такая же история может получиться и с твоей партией!

- У меня нет моей партии, это наша партия, куда и тебе придется вступить. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Слыхал ведь! Мы и не хотим прожить мирно и тихо, копошась где-нибудь в захолустном уголке. Мы добиваемся, чтобы по всей стране заиграла наша музыка, чтоб действовал закон рабочего люда. Мы, Пеэтер, царские враги номер один, это уже смекнул даже сам царь. Нам от них нет пощады, мы идем своей дорогой и твердо знаем, что нечего ждать добра от власти царя, помещиков и денежных тузов. Наша музыка, этот наш боевой устав пишется и утверждается не чернилами, а кровью.

Карл обычно любил говорить весело, с усмешкой, но последние фразы он произнес с такой твердостью, что Пеэтер долго в молчании раздумывал над сказанным. Друг был прав, но и сам он прав, хотя бы в том смысле, что не мог же он оставить без внимания и поддержки своих земляков, присланных отцом к нему за помощью. Для них корабль значил куда больше, чем для него самого, они сами построили парусник и хотели нести ответственность за его судьбу, точно так же, как он, Пеэтер, хотел отвечать за созданные им машины. Но его роль в создании машин была куда меньше; он послушный исполнитель чужой воли, планы и проекты делались в другом месте, а мужики при постройке «Каугатомы» были рабочими и мастерами, зачинателями и исполнителями, инженерами и хозяевами. «Стройте корабль, да глядите, чтобы котерман не забрался в него», - повторял Сандер слова бабушки в своем письме. Нет, он, внук кюласооской Ану, не должен относиться безразлично к беде своих земляков, хотя бы это горе и было каплей в море бед и страданий заключенных, солдат и фабричных рабов империи.

Пока Пеэтер, шагая рядом с другом, приходил к такому заключению, Карла занимали другие мысли. Все, что он сказал Пеэтеру, было правдой, и все-таки он был недоволен собой. Ему вдруг удивительно ясно представился русский рабочий Михаил Калинин. Хотя Михаил Иванович находился теперь за тысячи верст отсюда, Карлу казалось, будто он шагает тут же, третьим, рядом с ними.

Карлу ясно вспомнились так глубоко запавшие ему в душу мысли Михаила Ивановича, хоть он и не смог бы теперь, спустя почти год, воспроизвести их слово в слово. Но точный смысл их был таков: случается иной раз, что разбогатеет по счастливой случайности бедняк, выиграет, скажем, в лотерею большой куш. Это не шутка, пустячный человек от этого может совсем испортиться! С нами, друзья, часто бывает то же самое. Богатым едва ли кто из нас станет, и вряд ли нас испортило бы богатство - не такие уж мы пустые люди, - но ведь у нас другая опасность. Мы выросли кто в темной деревне, кто в сумерках пригорода, рано пришлось начать работать, в школе довелось учиться мало, но едва ли среди нас найдется хоть один, кто, вступая в жизнь, не почувствовал бы большой тяги к свету и знаниям. Попы предлагали нам свои помои - это нам не понравилось, буржуазная интеллигенция предлагала нам приноровленные для рабочего рта валериановые капли - но они были приторны. И вдруг однажды, в счастливый день, мы открыли Карла Маркса, Чернышевского, Герцена, читали Ленина. Кто из нас с дрожью в сердце не брал в руки «Манифест Коммунистической партии»? Кто не читал, затаив дыхание, «Что делать?» Чернышевского. «Это ведь для нас, для нас, рабочих!» - восклицали мы и глотали книгу за книгой, как кому позволяло время. А когда мы после этого собрались, глядя новыми, радостными глазами друг на друга, мы увидели, что некоторые из нас стали зазнаваться. Они не смогли переварить как следует того, что прочитали, усвоить, связать с практической жизнью, и у них закружилась голова от прочитанного. Они считали себя пупом земли, а всех остальных - дураками и вели себя соответственно этому. Такие умники только и норовят вскарабкаться на трибуну, достичь руководящей вышки, чтобы оттуда произносить поучительные речи для других, сами же они уже ничему не учатся, а если и учатся, то только затем, чтоб блеснуть своими знаниями. Такие книжные мудрецы становятся в тягость другим товарищам, негодными к жизни и практической революционной работе, так как они своим раздутым, высокомерным умом отпугивают простых людей от партии…