Карл решил, что он достаточно повозился в жизни с капустой, морковью и брюквой и поступил на фабрику «Ситси». К сожалению, он повел агитационную работу слишком напористо и усердно, так что на «Ситси» его скоро выставили за ворота. На новом месте, молотобойцем у Гранта, он сумел уже больше ценить конспирацию. Тем временем талантливый агитатор и мастер конспирации Калинин был освобожден из тюрьмы, выслан в Таллин и стал работать на заводе «Вольта». Только два-три раза имел возможность молодой Карл Ратас встретиться с Калининым, - в январе 1904 года Михаил Иванович был вновь арестован и выслан из Эстонии, на этот раз окончательно. Но сеятель сделал свою великую работу, - семя взошло, у таллинского комитета Российской социал-демократической рабочей партии была уже твердая почва под ногами, и Карл Ратас ревностно, усердно и с высоким сознанием революционного долга выполнял все задания старших товарищей по партии.
Вот каков был Карл Ратас, которому Пеэтер Тиху, провожавший его и Лонни из вечерней школы домой, подробно и с грустью рассказывал про дела каугатомаского судового товарищества.
Лонни Раутсик служила продавщицей в книжном магазине Хольма; там, роясь в книгах, Пеэтер и познакомился с ней. По мнению Пеэтера, Лонни с ее немного грустными карими глазами, нежным личиком и русыми косами была, конечно, самой красивой девушкой на свете; но, верно, девушка казалась привлекательной и взглядам других мужчин, - продавщицы должны быть красивы уже в интересах торговли. Требовалось, разумеется, знание немецкого и русского языков, но Лонни окончила какую-то подготовительную Töchterschule и поэтому справлялась «с тремя местными языками» настолько, насколько это было необходимо за прилавком магазина.
Мать Лонни умерла, отец, Тийт Раутсик, маленький горбатый старик, нанялся дворником в дом мясника Пеэтсова, по Вишневой улице, номер 21, близ центра города, и подрабатывал иногда сапожничеством - ремеслом, которому научился еще в молодости.
Отец души не чаял в Лонни, и нетрудно догадаться, что он желал ей выйти замуж за порядочного и обеспеченного человека, чтобы Лонни во всю ее жизнь не довелось мыкать горе на этом неустроенном свете. Тийт Раутсик повидал за свою жизнь слишком много обнаженного горя неимущих рабочих семей и делал все, чтобы избавить от подобного несчастья свою дочь. Пеэтер Тиху был мастером-модельщиком (говорят, хорошим мастером), но что толку в этом, если у тебя нет ни сбережений, ни своего дома, ни твердого положения, если вдруг наступит кризис и безработица и тебе дадут расчет?! Детские желудки знать не знают ни контор, ни расчетов. И что тогда станет делать бедная мать?! Бедность родит болезни, а болезнь - посланница смерти. Тийту Раутсику самому пришлось опустить в могилу трехлетнюю Маали - сестру Лонни; и теперь еще боль терзает его сердце всякий раз, когда он видит маленький детский гроб. И он просил и увещевал дочь погодить еще с замужеством, еще и еще раз подумать. Тем более, что речи Пеэтера казались Тийту Раутсику немного вольнодумными и неосторожными. А осторожность - мать мудрости. Ведь как легко может пристать и к Лонни это вольнодумство. Видишь, соблазнил ведь девочку вечерней школой. А зачем еще нужна эта школа девушке, которая знает языки? Поди угадай, какая беда может еще приключиться от этого с Лонни!
Но эта последняя тревога Тийта Раутсика была пока преждевременной.
- А почему тебя трогает, так или этак будет записан какой-то параграф в уставе судового товарищества сааремааских мужиков? - вставила Лонни в рассказ Пеэтера.
- Как! Я послал пятьдесят рублей на корабль, отец и Сандер строили его вместе с другими мужиками, у дяди Прийду тоже есть корабельный пай, - сказал Пеэтер, с удивлением взглянув на девушку, чье лицо как раз осветил висевший по другую сторону улицы фонарь.
- Но ваши-то деньги не пропадут, капитан выплатит их вам, - молвила девушка с обидой и раздражением. Она уже столько слышала про этот далекий корабль, про сааремааских дядей и племянников, про всех этих Лаэсов, Каарли, Виллемов и Тынисов, что разговор о них быстро начинал ей надоедать.
- Здесь дело поважнее, чем деньги, здесь о справедливости речь идет! - Пеэтер старался разъяснить Лонни это нелегкое дело. - Так ведь нельзя жить: сегодня один устав, завтра другой, сегодня один закон, завтра другой! Закон не рубашка: снял, мол, бросил и в магазине новую купил!
- Сами-то вы и собираетесь менять законы, больше ни о чем и не говорите, как о том, что законы плохи и будто нужно делать новые законы! - уколола его девушка.
- Это не наши законы, это законы господ, их следует отменить, - пришел на помощь другу Карл.
- Господские законы! А где же тогда наши законы? - спросила Лонни, которая не могла простить Пеэтеру, что он повсюду таскал с собой своего Карла и всегда рассуждал о таких вещах, которые мало интересовали ее.