Берег ветров. Том 1

Теперь всех прорвал громкий смех, даже маленький Реэдик смеялся, хоть и не понимал смысла слов Йоосепа. И смех разогнал тяжкие мысли, оборвал разговор, тянувшийся до сих пор слишком однообразно, и Пеэтер в первый раз за вечер бросил взгляд на стенные часы. Полвосьмого. В восемь часов начинался урок в вечерней школе. Он встал, попросил Мари, по крайней мере на первую ночь, постелить в его комнате Лаэсу, Виллему и Йоосепу, собрал свои тетради и книги и бегом поспешил по деревянной лестнице на улицу. Здесь уже зажигались огни. На перекрестке Щавелевой улицы и Раплаского шоссе он вскочил в конку - и успел войти в класс в последнюю минуту еще до прихода учителя истории. Прежде чем усесться на скамью рядом с Карлом, он бросил взгляд в сторону девушек. Да, Лонни тоже была уже здесь.

Глава тринадцатая

Учитель истории Пярн взошел на кафедру. Урок начался.

Таллинская вечерняя школа работала в помещении городского училища и по большинству предметов обучения соответствовала его программе. Она была создана на грани двух веков либеральной таллинской интеллигенцией для тех, кто хотел получить образование, но не имел за своей спиной ничего, кроме волостной или неоконченной приходской школы (иногда не было и этого), чьи возраст и трудовая занятость не давали им возможности посещать другие учебные заведения. Учитель истории этой школы для взрослых Александр Пярн сам приобрел знания с огромным трудом, большей частью путем самообразования, и теперь в меру своих сил старался облегчить другим путь к образованию.

Этот низкорослый белокурый сорокапятилетний мужчина, отличавшийся крестьянской медлительностью движений, не был хорошим оратором в привычном смысле этого слова. Близорукий от долгого чтения при свете лампы или свечи, он, несмотря на сильные линзы очков, не мог сразу охватить взглядом лица сидящих на скамьях людей, и в начале занятий это всегда немного смущало его. Речь невольно делалась сбивчивой, он часто останавливался, подыскивая подходящее слово. Но чем дальше подвигался урок, тем сильнее захватывал он слушателей.

Сегодня он рассказывал о Спартаке, о восстании рабов в древнем Риме. Большой и могущественной стала Римская империя. Почти все средиземноморские страны были прямо или посредством союзных договоров подчинены верховной власти Рима. Караваны с дорогими восточными товарами шли к Риму, галеры, груженные сокровищами, причаливали в устье Тибра - все дороги вели в Рим. После того как сровняли с землей Карфаген, ни одно средиземноморское государство уже не могло соперничать с Римом. И хотя в самом Риме было мало своего, самобытного, римские форумы затмевали по богатству рынки Александрии. Римские театры и государственные здания по величине во много раз превосходили афинские, и даже евреи, считавшие иерусалимский храм, посвященный их Яхвэ, прекраснейшим во всем мире, с завистью засматривались на здешние храмы и пантеоны, опасаясь, как бы их Яхвэ, в поисках лучшего места, по примеру их самих, не покинул в конце концов Иерусалим и не переселился сюда. Но в этом блестящем, могущественном и утопающем в роскоши Риме существовал и другой Рим - Рим сотен тысяч рабов, ад для тех, кто мучился на прокладке каналов, строительстве дворцов и мостов, тысячами умирал на кирпичных заводах или же был навеки прикован к скамьям галер. Руками рабов были построены знаменитые римские бани, мощные виадуки, сказочные дворцы; руки рабов возделывали обширные поля, собирали пшеницу и виноград, пекли хлеб, изготовляли вино и подавали все это на стол господам . Мало того, для развлечения господ рабов посильнее, так называемых гладиаторов, заставляли сражаться друг с другом на арене цирка, сражаться не на жизнь, а на смерть. Спартак, вождь восставших рабов, тоже был гладиатор - но такой гладиатор, который сказал своим собратьям: «Хватит убивать друг друга, отныне под ударами наших мечей начнут падать головы господ»

Двадцатичетырехлетний мастер-модельщик с фабрики Гранта, внук старого Реэдика из Рейнуыуэ, сын кюласооского Матиса, Пеэтер, затаив дыхание, следил за судьбой Спартака и его сподвижников. Он видел кровавое начало восстания, видел Спартака, преследуемого в горах, видел его, широкогрудого, презирающего смерть, в бою, впереди легионов рабов. И когда Спартак пал на поле боя, что-то сжало горло Пеэтера Тиху, а к глазам подступили слезы боли и гнева.

В перерыве друг Пеэтера Карл спросил его, почему он прибежал запыхавшись, в последнюю минуту. И Пеэтер коротко, насколько позволяла небольшая перемена, рассказал другу о заботах сааремааских мужиков.