Берега дождя: Современная поэзия латышей

Лаптава. Вслушайся в имя: Лаптава…
Как лопата в руках землекопа, мужицкая лапа, как рыжее лыко на лапти,
как… черт знает что.

Здесь муж жил, славнейший из всех,

что водили плоты по Педедзе, Болупе, всей плотогонной дружины.
Им и нынче стращают детей, шепчут вечером сказки.

Очка из Лаптавы, картежник, пройдоха,

чей папашка рожден был весной на плоту очкиной бабкой,
кончиком ногтя подчищал плотогонов последние латы
так, что многие шли потом без сапог от корчмы до дому.

Лошадиные дуги, полозья саней, колес тележных ободья

Очка гнул на пяти распялках, вон лез из кожи, в ржавом поту купался.
И вот уж лет пять или десять, как он на новых угодьях,
у вечных источников, с острогою в рыбьей стае, небось не попался.

Должно быть, спустил уже ключ от ворот Петра-бедолаги, крылья ангелов,

пропил, должно быть, у чертовой бабки последнюю щепку,
вот и замерз, плюется Очка, дрожит в пыли на дороге,
того и гляди, встрепенется, как ворон, вернется обратно на землю,

туда, где древнее Очеле топорщит, как зубья пил, свои крыши,

и где имена волхвов мелом на каждой двери, пусть помнят,
кожи киснущей смрад, распаренных дуба и вяза запах,
и музыкантов окрестных звуки, что твой туман, наплывают.

Да, водился с крустпилской шпаной, в корчме базарил,

бревна багром тибрил с прибрежных складов,
промокший насквозь, вшей выбирал из-за ворота, вечно жаждал,
и, перелистывая страницы, заскорузлый палец слюнявил,
повторял тихо: Лаптава, Лаптава…

Путь масла. Пятьдесят лет назад

до света на рынок
в набитой горбом телеге
звенеть туесками, горшками
бочонками, крынками, банками
свой подымать достаток
цепляя взглядом как спицей
свой путь от синего леса
к ячменным граненым колосьям

но корни столетних сосен

как змеи, в сумраке вьются
гремит, спотыкаясь, телега
и сливки становятся маслом
от прибыли пшик лишь только
лошадка рабочая в мыле
и ты на Гулбенском рынке
садишься, приятель, в лужу

путь этот слишком ухабист

и вот, поплевав на ладони
хозяин подрубит корни
и срежет крупные кочки
спугнет воронью семейку
и сгонит с дерева дятла
а раз привезет из Гулбене
добро и четыре молитвы

когда земля набухает

и вязнут в лугах колеса
так вот, весной этот путь
зовут еще по-другому
сначала хлебным путем
муки ни ложки, а листья
клена в печи от позора
скручиваются и тлеют

и только потом путь масла

поскольку в Гулбене славный
спрос, и склоняют имя
рубившего корни-крючья
и конь не трясет мослами
а шагом и медленной рысью
когда уже поздно молиться
и на пути к погосту

Курземский берег