правда, крайность растеклась, как ртуть.
Ложь, гордыня, слепота дневная –
и откуда это все взялось? –
и порой, себя не узнавая,
понимаешь: ложь прошла насквозь.
Мне бы насладиться этим миром,
даже если он порой суров, –
от невзгод укрыться б кашемиром,
зная, что стоит надежный кров.
Но зачем отсиживаться где-то? –
впереди еще одна межа –
та, что неизбежностью согрета
от моих падений с виража.
* * *
Остановить бы время на секунду,
когда влечет людская суета,
когда стремимся к творческому бунту,
когда душа под кожей заперта, –
остановить бы время на секунду.
Оно давно бежать уже устало –
от творческих душевных непогод,
от быстроты стремлений без начала,
от поражений и простых невзгод –
оно давно бежать уже устало.
_____
Мне горько думать: «Вот моя награда,
среди нелепых и банальных строф!»
Они опять смешнее маскарада…
Они опять личины без голов…
Но я ищу средь этой круговерти
спокойствие, дыхание и нрав,
чтоб сохранить и уберечь от смерти
живое чувство пожелтевших трав.
* * *
Когда я дотянусь до облаков,
все старое внезапно станет новым:
они помогут мне построить кров,
чтоб позабыть тот мир – он стал багровым.
Когда я дотянусь до облаков,
шумящий дождь пройдется над землею,
он смог разрушить множество оков,
не став при этом тьмой иль пеленою.
– Я дотянусь, теряя ось земную,
и вновь дорогу протопчу врагам –
они увидят истину простую,
когда я стану ближе к облакам.
ФРАГМЕНТЫ
И вроде бы всегда на все готов…
И вроде бы надежная ракета… –
но, запуская «Вояджер» стихов,
я остаюсь, как НАСА, без ответа.
_____
Я знаю легкий путь – там чахнет сад,
искусство в нем погрязло в плоскодонстве.
Мне кажется: я тот же Герострат, –
безумие ищу я в превосходстве.
_____
Так выглядит безвыходность, когда
стихи твои сравнимы с Буцефалом
иль с «Вояджером». Пишешь в никуда,
а после ты довольствуешься малым.
_____
Я не хочу, чтоб близился финал.
Еще цела горячая подкова
и бьет копытом гордый Буцефал,
чтоб в трудный час мне не было херово.
* * *
Не надо время торопить,
я вновь твержу себе,
ведь ты – натянутая нить
в пустующей судьбе.
Всему наступит свой черед,
всему настанет время.
Пока душа во мне живет –
во мне живут творенья.
Не обрывайтесь ни на миг –
держитесь за основу,
чтоб в этот мир я весь проник,
как надо – по-живому.
Пускай другой не видит след –
не видит след в груди.
Ему не важно, что рассвет
наступит впереди.
Он будет время торопить,
но вдруг раздастся крик:
– Я здесь – натянутая нить,
остановись на миг!
ЭВТЕРПА
Упала птица, –
стальная спица
сменила ловко ее полет.
Не слышно звука…
Сплошная мука –
на землю падать, где варвар ждет.
Безумный окрик,
как беспризорник,
ворвался б в уши глухих людей,
но неподвластно.
Летать – опасно.
Лежать безмолвно – куда трудней.
В последнем вздохе,
как в суматохе,
ей показалось: Ньютон был прав.
Земля пылится,
ее частица
была пробита – сквозной анклав.
Красны волокна,
а птица мокла
да пела тихо, боясь уснуть:
«Полвека с лишним,
как пред Всевышним
лежать недвижно – сплошная жуть!»
Упала птица –
ее глазница
в траву роняла почти слезу –
в ней примесь крови
рисует зори,
ее спасенье – Поэт в Лесу!
МУЗА
– Кто ты? – ответь, скажи!
Дар, что дается свыше
или же ложь? Во лжи
ты становишься тише.
– Кто ты? – скажи, ответь!
Я безымянный странник,
ищущий в гибели твердь,
словно летящий безгранник.
– Я та, кто тебе верна,
из девяти одна,
кто поднимает со дна
в темные времена.
* * *
Неизменным останется только Слово,
что кипит и грохочет во мне сурово.
Но тревожусь я не о том, что было,
а о том, что будущее есть могила.
Оттого я хромаю в стихах, не зная,
в час заката куда приведет Кривая? –
простирая руки к высотам неба,
я в поэзии вижу тождество от Феба.
Тишина для меня не страшнее ада,
но бежит пустота, как движение яда,
устремляясь в пучину к светилам погасшим,
где во тьме белый Ангел становится страшным.
Оттого я va banque шагнул, как в пропасть.
Не пропасть бы за то, что строка – убогость.
Хоть отчасти она превратилась в жижу –
в ней порой без сомнения проблеск вижу.
И услышат меня за прямые речи,
потому что в них бури, тайфуны, смерчи
раздробили нутро, отчего был страшен
мой печальный слог, что звездой украшен.
Погрузись и увидишь меня, – каменея.
Ветер дует в лицо… – как Сизиф на дне, я
цель поставив, влачу свой стих на гору,
чтоб взглянуть на то, что не подвластно взору.
* * *
Гудят еще одни вопросы
в твоих ушах:
а был ли бог?
когда усилятся морозы?
к чему ведет последний вздох? –
ведь, ощущая неизвестность,
мы затормаживаем ход,
чтоб изучить гнилую местность, –
как воду изучает флот.
Нам остается лишь во мраке
за контур совершить побег,
когда осядет без атаки
хороший, но никчемный снег, –
где будут дни сплетаться снова
в один большой ненужный ком,
чтоб прошептать:
«Зима без крова…
Зима бушует за окном…»
Зима наступит в воскресенье,
чтоб безысходность ноября
перевести опять в смятенье,
разрушив холодом тебя.
Найдется ключ от кабинета
в кармане выглаженных брюк,
где будет жизнь твоя согрета
рукой Всевышнего от вьюг.
* * *