Берлинский синдром

— Зачем?

Он видел, как обида заструилась по лицу отца. Энди вздохнул. Он не хотел обижать отца. Но он стал таким ранимым: хватало слова, стремительно брошенного через стол, или даже не стремительно, и все.

— Ты и ее сын, Андреас. Она хочет повидаться с тобой.

Отцу и в голову не пришло, что не стоило заводить этот разговор, хотя он знал, какой получит ответ.

— Я не хочу видеть ее.

Отец кивнул. И они сидели молча, пока Энди не махнул официанту, чтобы принесли счет.

У Клэр затекла левая нога. Закрыв монографию, она поставила ее обратно на полку. Покачала ногой, пока онемение не начало проходить, поднялась с пола и посмотрела в сторону двери. Уже совсем стемнело, пора возвращаться в гостиницу, и по дороге надо где-нибудь поесть.

Ни того, ни другого делать не хотелось — эти цели казались недостижимыми. Вздохнув, она взяла сумку и вышла из магазина. Она устала ставить себе цели и стыдилась этой усталости. Разве нельзя просто наслаждаться отдыхом? Она прошла несколько шагов в сторону контрольно-пропускного пункта «Чарли», уговаривая себя присоединиться к стоявшим там людям — встать в очередь в сувенирный магазин, купить кухонное полотенце со «светофорными человечками» и магнитик на холодильник, а еще несколько остроумных открыток, чтобы позже отправить их друзьям домой. Но вместо этого она направилась к Потсдамской площади, надеясь, что суматоха и сияние обновленной площади изгонят из нее усталые мысли. На мгновение в голове промелькнул вопрос: интересно, что сегодня вечером делает тот мужчина с клубникой, Энди? Она представила, как он ведет дискуссию в баре, окружающие восторженно слушают его, а сторонники ловят каждое его слово. Наверное, восхитительно полезно преподавать язык, давая людям возможность общения. И хотя она понимала, что у фотографии схожая роль и изображения могут передать истину так, как никогда не смогут слова, ее карьера все еще казалась бесперспективной.

Отправляясь в эту поездку, она была вне себя от радости, отложила всю свою коммерческую деятельность и даже не потрудилась сообщить клиентам дату возвращения. Она устала от дыма и зеркал или, точнее, от зеркал и фотошопа архитектурной фотографии. От настойчивых пожеланий нанимавших ее архитекторов: здания на фотографиях должны выглядеть больше, чем они есть в реальности или могли бы быть. Человек на снимке должен показывать на здание, воткнутое в городской горизонт, будто разрывающее дыру в атмосфере, несмотря на то, что архитектура в Австралии развилась уже до такого уровня, когда о ней можно сказать «со вкусом».

Желая посмотреть здания, спроектированные для определенных целей, она наметила поездку по бывшему Восточному блоку. В больших городах и городках она находила такие здания по большей части заброшенными, что свидетельствовало об утопичности предназначенного им будущего, которое никогда не наступит. Строго говоря, места для проживания и работы задумывались как продолжение коллективной, а не личной идентичности. Однако она не питала никаких иллюзий относительно жестокой природы коммунизма и близких к нему социалистических идеологий. Она помнила, как в детстве смотрела «Эй-би-си Ньюс» и видела, как люди забирались на Берлинскую стену и танцевали на ней, а она задавалась вопросом, было ли это то же самое, что и «железный занавес», и понимала, что демонстрация такой радости может означать только одно: действительность, которую скрывает эта стена, безжалостна.

Раздираемая любопытством посмотреть, как общество, движимое неумолимым стремлением к идеалу, может стать настолько беспомощным, она упаковала свою студию и дом в арендованное складское помещение. Заключила договор с галереей на проведение выставки по бетонно-блочным домам и советской архитектуре и подписала договор с издательством на фотоальбом по той же тематике. Понимая, что этот проект не лишен некоторой доли злорадства, ей не терпелось сравнить будущие фотографии с многоэтажными коммерческими домами, разбросанными по внутренним пригородам Мельбурна. Для развития чувства «мы и мы», а не «мы и они». Но разве это кого-нибудь волнует? Если так-то разобраться. Вряд ли люди, живущие в этих высотных зданиях, когда-нибудь прочтут ее книгу: это занятие такое же бесполезное, как и те здания, которые она пыталась поймать в объектив фотоаппарата. Возникало ощущение, будто все, что она делала, уже сделано раньше другими, а ее усилия заполнить пустоту просто обозначали границы ее существования.

Добравшись до Потсдамской площади, она чуть не расхохоталась вслух. Весь комплекс представлял собой героический кадр. Все эти высокие потолки и отполированные фасады были данью капитализму и его способности объединять людей через потребление. Она опоздала почти на двадцать лет и вряд ли сможет теперь наверстать упущенное.