Бес идет за мной

– У меня было время осмотреть аул. Твой муж унаследует хорошие стада и юрты. Послушных коней и пушистых овец.

– Если воля кагана позволит, чтобы я внесла это в приданое.

– А этот, – Селенэ указала на Конина, – твой раб?

– Ноокор моего отца. Неловкий дуболом. – Гунна легонько ударила Конина по голове. – Позволил, чтобы в гонке Бора у него отобрали коня. Муж, что возвращается из похода пешком, спит с козами за юртой!

– Я слышала и видела. Великий стыд. Но он не выглядит как хунгур. Эй, кто ты таков?! Тебе говорю! Эй!

Конин шевельнул головой. Голос хунгурки был таким настырным, что Гунна машинально встала между юношей и Селенэ.

– Он сплошное несчастье, но сердце у него доброе. Оставь его! Это мой человек.

– Все, что тут есть, принадлежит твоему отцу. А все, что принадлежит отцу, имущество великого кагана: ныне, и присно, и во веки веков. Так как зовут твоего Ноокора?

– Конин. Конин Ульдин.

– И что с ним такое, что он не может произнести ни слова?

– Злой Каблис зашнуровал ему рот невидимой силой, чтобы он не отвечал на глупые вопросы.

Селенэ ничего не ответила. Неторопливо объехала их. Потом медленно направилась прочь. Гунна некоторое время смотрела ей вслед: как та останавливается перед юртой отца. Оттуда как раз вышел Булксу; явно разозленный, быстро натянул на голову шапку, а когда Селенэ начала что-то говорить, отогнал ее нетерпеливым движением. Но на миг глянул на юрту Гунны, на Конина, который как раз натягивал кафтан, и на неподвижного, отодвинувшегося в тень Вигго.

И тогда к Булксу подошел Сурбатаар, взял его под руку, попытался повести куда-то, но гость был далек от спокойствия. Шел к коню, которого держали пара слуг; один пал на колени, выгнул спину. Но его господин остановился. С вымученной улыбкой развернулся и пал в объятия хозяина. Они обнялись.

– Я ел твою еду. Пил твой кумыс. Но я во гневе, Даркан Ульдин. Я не услышал из твоих уст слов, которые стали бы благостны для моего сердца как вечерний ветерок.

– Мудрые слова не всегда горды. Но умный человек сумеет оценить их значение.

– Добрый человек не позволит отпустить гостя в замешательстве.

– Тогда, возможно, достойный подарок развеселит твое сердце, багадыр?

– О да! – Булксу даже хлопнул в ладоши. – Если могу тебя попросить, подари мне кого-нибудь из твоего аула.

– Рад выполнить просьбу приятеля рода.

– У тебя есть товарищ, которого ты возвысил из невольников. Кажется, его зовут Конин. Пусть он носит колчан за мной!

– Конин? – переспросил пойманный врасплох Сурбатаар. – Это дурной человек, бывший невольник, недостойный твоего положения. Возьми, кого или что пожелаешь, может, моего вороного жеребца?

– Я хочу Конина, – выдохнул Булксу. – Мать-Земля, отчего он так много для тебя значит?

– Он не стоит ничего, а потому не может стать подарком, багадыр. Я могу дать тебе мой пояс, мой меч, мои сапоги, но…

– Значит, я уезжаю во гневе! – засопел Булксу. – До следующей встречи. Лишь бы она оказалась плодотворной, друг. Пусть Мать-Земля ведет твои стада.

– Бывай!

Булксу взошел на коня по спине невольника. Сразу развернулся в степь, а его люди подняли копья и погнали следом. Галопом, поднимая тучу пыли, к ним присоединились еще всадники.

А Сурбатаар Ульдин смотрел им вслед, кривя изрытое морщинами лицо.

* * *

Посреди ночи кто-то сильно дернул Конина – так, что парень затрясся, поскольку избитое, посеченное нагайками тело отозвалось глухой болью.

– Конин, вставай! – услышал он знакомый голос. – Это я, твой господин. Сурбатаар. Не шуми, не разбуди Феронца и Вигго.

Ноокор открыл глаза, но внутри юрты было темно: угли, тлеющие в очаге, давали красный отсвет, который едва обрисовывал фигуру отца аула.

– Вставай! Бери одежду, оружие! Пойдем, нет времени!

Парень собирался медленно и одевался снаружи юрты, потому что Сурбатаар нетерпеливо его подгонял. Сам завязал ему пояс, подал лук и колчан.

– Тебе надо убегать, Ноокор, – выдохнул. – Не вини меня, я люблю тебя как сына, которого отобрал у меня каган. Ты похож на него, а Булксу хотел, чтобы я подарил тебя ему. Это дурной человек. Он тебя обидит, хотя и не понимаю, отчего он зол на тебя.

Парень оглянулся на спящих по другую сторону огня Феронца и Вигго.

– Нет, не буди их, пусть спят. Конин, мой дорогой Конин, – говорил тем временем Сурбатаар, надевая ему на голову шерстяной колпак. – Не гневайся, что я тебя отдаляю. Ты не можешь жить подле меня. Я знаю, Рубрук мне сказал, ты искалечен с детства. Ты пережил ад, потому и не говоришь. Проклятый шаман предостерегал меня. Говорил, что злой дух, Каблис, идет за тобой след в след, что убьет, оборвет нить жизни каждого, кто выкажет к тебе доброту. Я видел его, смотрел некогда на невидимого на Рябом поле; я верю в это, но не боюсь. Моя жена тебя боится, но я ей не верю. Потому что каждый настоящий воин протаптывает собственные тропы, каждый может выказать железную волю, поэтому я сам рву круг, который очертил вокруг тебя злой дух. Я помог тебе. Я был суров, но… – он заколебался. – Но справедлив. Относился к тебе как к сыну, а из-за того, что ты молчишь, – не нанесешь мне большей боли.