Больше мы не разговаривали. Шли сквозь моросящий дождь, вслушивались в собственные мысли и перерабатывали полученную в продуктивной беседе информацию. Хотя я могла говорить только за себя. Что творилось в голове у Ричарда мне было не то, что неизвестно. Мне было абсолютно наплевать.
Выйдя из лифта, я молча шла вперед по коридорам, ощущая нарастающую дрожь в желудке от предстоящей встречи. Ричард плелся за спиной вплоть до темной двери с именной табличкой хозяина кабинета. В какой-то момент мне показалось, что андроид захочет ворваться в эту милую беседу, став третьим безмолвным участником, и потому я, положив пальцы на холодную ручку, со всей строгостью посмотрела на возвышающегося RK900.
– Нравится тебе или нет, но в кабинет ты со мной не войдешь.
Пререкательств не последовало. Вместо них Ричард в синем костюме и в белой рубашке сцепил руки на уровне ремня и встал рядом с дверью, смотря в противоположную стенку. Диод его горел голубым цветом, однако меня больше не волновала его психическая стабильность. Пусть хоть красным дребезжит, лишь бы это существо не казало носа в стены Дориана.
– Прекрасно, – я довольно сжала губы и уже в следующий момент открыла дверь.
Здесь было все так же светло, чисто, но уже не уютно. Несясь по коридорам на всех порах, я и забыла о чувстве неловкости и страха, что должны были окутывать все плотнее с каждым сокращающимся метром. Там, за спиной плелся говнюк, из-за которого у меня могли быть проблемы, и все мысли витали только вокруг него и его почти что идеальной копии. Здесь же, едва нога переступила порог и нарушила тишину стуком каблука по панельному полу, как все должные в такой ситуации чувства свалились на меня сверху вниз.
Мне было страшно. Волнительно. Кажется, даже злобно. Я не решалась оторваться от закрытой за спиной двери, судорожно мяла плащ в руке, успокаивая себя мысленным упоминанием о присутствии «малышки» в сумке. Оружие не поможет мне в психологической войне с психотерапевтом, а вот образующийся воображаемый облик детектива в углу запросто мог протянуть руку помощи. Именно это он сейчас и делал, ободряюще и нахмурено сверля меня несуществующим взором.
– Здравствуйте, Джон, – выдавила я из себя на удивление спокойным голосом, неловко посматривая в сторону мужчины за столом.
Он был молчалив. Даже не обратил внимания на опоздание пациента, как ранее указывая на стоящие рядом часы. Густые брови были сведены вместе, сам пухловатый доктор в сером костюме и с расслабленным галстуком удрученно рассматривал тяжелым взором взятую в руки фотографию. Белая толстая рамка говорила о прекрасной белокурой девушке, что смотрела с навсегда застывшего кадра на своего отца. Я не видела эту фотографию сейчас, так как все еще стояла на входе, не смея войти. Однако доктор Дориан однажды сам показал мне снимок, с теплой улыбкой, но грустными глазами рассказывая об изображенной на ней дочери.
Мне не нравился его вид. Удрученный, тоскливый. Направляясь в клинику, я ожидала встретить укоризну в глазах психиатра, может, даже нечто наподобие негодования, ведь злиться он не мог в силу установленных психиатрических правил поведения. Я уже была готова защищаться, отстаивать свои права, но сейчас, увидев перед собой сломленного мужчину с откинутыми на стол очками-половинками, не могла произнести хоть слово. Воображаемый детектив в стороне молчал, тоскливо посматривая в мою сторону.
Первый шаг оказался самым сложным, однако, сделав его, я почувствовала внутри уверенность и осознание: деваться больше некуда. Хватит скакать по углам, точно испуганный заяц. Я играю на нервах босса, и вот скоро буду играть на нервах и без того уставшего психиатра. Ричард был в некотором роде прав: пора прекратить выполнять решения, не задумываясь о будущем.
– Сегодня год, – я бесшумно села на край сиденья напротив стола, прижимая к груди плащ и сумку, – верно?
Слова стали для Джона тонизирующим коктейлем. Мужчина уложил фотографию лицом вниз, устало потерев глаза натруженными руками. Всего несколько секунд хватило этому человеку, чтобы привести себя в порядок и водрузить очки обратно на нос. Дориан откинулся на спинку, смотря на меня беспечным, полного уважения, взглядом.
– Рад вас видеть, Энтони, – он не желал говорить о своей дочери, и я, ощутив себя лишней в его недавнем уединении, почувствовала себя неловко. Плащ прижимался к груди еще сильнее. – Искренне надеюсь, что у вас были действительно уважительные причины, чтобы пропускать наши занятия.
– Такие же уважительные, как и у вас, чтобы наврать мистеру Камски о несанкционированном выезде из города, – с толикой язвительности ответила я. Снова убеждаюсь в правоте Ричарда. Так и покрываюсь шипами рядом с теми, кто старается спрятать свое истинное лицо за маской доброжелательности.