Мир в целом. Море. Иногда говорят, что главный герой «Одиссеи» совсем не странник и скиталец «многохитростный» Одиссей, а именно море. Острова и скалы, горы, небо, солнце, звезды, луна, цветы, деревья, животные, дикие животные, которые населяют горы и леса, и животные домашние, те волы и быки, на которых обрабатывает свое поле земледелец, лошади и собаки. Пес Одиссея Аргус, которого почти щенком оставил Одиссей на Итаке, уходя на Троянскую войну, дожидается возвращения своего хозяина. Уже совсем старый и слепой – он единственный узнаёт Одиссея, подползает к нему из последних сил, лижет руки хозяина и умирает в этот самый момент, когда понимает, что его хозяин вернулся.
Война. Она тоже присутствует в гомеровских поэмах: и война, и оружие. И труд, ежедневный труд людей, ткацкий станок, плуг, другие инструменты и орудия труда и приспособления, при помощи которых Одиссей строит свой плот, при помощи которых женщины делают что-то по хозяйству. Еда, различные кушанья, вина, посуда, одежда. Быт, то, что теперь историки и социологи называют материальной культурой. Всё это тоже присутствует здесь во всей полноте. И медицина…
Что еще? Можно перечислять несколько часов элементы гомеровского мира. Можно, наверное, ввести занятия в университете, изучая именно это: мир в поэмах Гомера. Чего здесь нет, не знаю. Есть всё. Энциклопедия греческой жизни – вот что такое сорок восемь песней в двух гомеровских поэмах. Всё, что есть в мире, есть здесь, но здесь это всё не просто присутствует. Оно здесь осмыслено через поэзию. Конечно, осмыслено не в том плане, что через стихи этот мир убежал от тления. Потом об этом будет мечтать Гораций, который воскликнет свое знаменитое «Нет, я умру не весь!»[167]
Остро переживая страх перед смертью, римский поэт будет пытаться хотя бы частично не умереть, спрятавшись между строками своих стихов.Потом об этом будет говорить Шарль Бодлер во Франции в XIX веке. Есть у Бодлера стихотворение, в котором он описывает безобразный труп лошади, разлагающийся и гниющий. Смотря на него, он вдруг восклицает, обращаясь к своей подруге: «И Вы, Вы тоже будете такою! И вот тогда Вы поймете, что я спас Вас от смерти в своих стихах»[168]
. Пафос Горация или Бодлера – это пафос поэта, живущего в конце какой-то огромной исторической эпохи и остро переживающего этот конец. Пафос ужаса не только перед личной смертью, но перед каким-то глобальным концом.Для гомеровской поэзии это осознание конца чуждо. Но в его поэзии, тем не менее, есть всё. Всё, что есть в мире, в гомеровских стихах не спасается от смерти, нет! Оно осмысляется иначе – воплощается, изображается. В нашей жизни, в отличие от жизни гомеровских времен, есть во множестве неосмысленные пространства. Не отдельные темы, а целые пространства, не попавшие в поэзию, не попавшие в литературу. Неназванные, если хотите. В гомеровском же эпосе названо абсолютно всё. Когда я думаю об этом, я всегда вспоминаю два библейских стиха из второй главы книги Бытия: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым…»[169]
И вот так же, как здесь, в Библии, рассказывается о том, как человек нарекает имена животным, птицам, зверям и рыбам, точно так же и в гомеровской поэзии человек воплощает в словах, называет весь мир вокруг себя. И это сразу очень резко противопоставляет гомеровскую поэзию современной литературе, в которой, повторяю, есть огромные неназванные пространства, пространства, не попавшие сюда, в книги. И когда я думаю о том, почему люди так часто и так охотно читают детективные романы и другие романы из современной жизни, написанные очень плохо, наспех, то я понимаю, что человек обращается к этой литературе именно потому, что в ней назван тот мир, в котором он живет. Пусть плохо, пусть безграмотно, пусть некрасиво, пусть даже пошло, но всё-таки назван. Эта литература оказывается ценной для сегодняшнего человека именно потому, что в ней речь идет о том мире, в котором мы живем сегодня. Она касается тех тем, которые связаны с нашими живыми переживаниями. Эта литература – суррогат большой литературы, здесь всё ясно, здесь и спорить не о чем. Но в ней человек всё-таки видит зеркало, в котором можно разглядеть хотя бы фрагменты собственной фигуры и собственной жизни.