Беседы о литературе: Запад

Еще об одной теме, которая развивается в «Одиссее» Гомера, мне бы хотелось сказать хотя бы два слова. Скитаясь и блуждая по всему свету, попадая из страны в страну и всё не имея возможности вернуться на родину, Одиссей желает «видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий»[163]. Фраза эта из гомеровской «Одиссеи» попала в «Tristia» – сборник элегий римского поэта I века Публия Овидия Назона. Tristia по-русски – «Печальные элегии». Изгнанный Августом из Рима и поселившийся где-то далёко на севере, в Томах, Овидий грустит о Риме, грустит о своем доме и о родных и повторяет эту гомеровскую фразу: «Видеть хоть дым от родных берегов вдалеке восходящий». «И дым родины сладок», – воскликнет потом, суммируя сказанное в «Тристиях», какой-то средневековый неизвестный нам по имени писатель. Слова эти станут афоризмом. Их подхватит Гавриил Романович Державин, и в его стихах появится знаменитая фраза «И дым Отечества нам сладок и приятен» – фраза, которую потом процитирует Чацкий у Грибоедова. Итак, эта мысль о дыме Отечества – тоже из Гомера.

Не следует, однако, думать, что Одиссей – это положительный герой. Конечно же, нет! Он удивительно хитер, он обманывает всех постоянно. Обманывает он даже в тех случаях, когда в этом нет никакой необходимости. Его хитрость, как говорит Алексей Федорович Лосев в своей книге «Гомер», доведена до фантастического упоения. И мне хочется, продолжая тему хитрости Одиссея, вспомнить о том, как уже после того, как Одиссей оказался на Итаке, ему встречается богиня, которую, конечно же, как постоянно бывает в греческом эпосе, Одиссей не узнаёт при встрече. Не узнаёт – и на ее вопрос, кто он такой и что здесь делает, начинает рассказывать очередную выдуманную историю. И что же тогда говорит ему Афина?

«Был бы весьма вороват и лукав, кто с тобой состязаться
Мог бы в хитростях всяких; то было бы трудно и богу.
Вечно все тот же: хитрец, ненасытный в коварствах! Ужели
Даже в родной очутившись земле, прекратить ты не можешь
Лживых речей и обманов, любимых тобою сызмальства?»[164]

Одиссей не только хитер. Он жесток. Почитайте, как жестоко и беспощадно расправляется он с женихами Пенелопы. Жесток, а временами и двуличен. Но если мы с вами заглянем в Ветхий Завет, то увидим, что и царь Давид, о кротости которого говорит псалом, царь Давид, которого мы почитаем как святого и праведника, тоже был иногда жесток, а иногда двуличен. Он, победивший Голиафа, царь-пастух и предок Христов, достаточно безжалостно расправляется со своим военачальником Урией, отправляя его на верную смерть, а затем соблазняет его жену Вирсавию. «Несть человек иже жив будет и не согрешит», – так говорится в той молитве, которую мы читаем над покойником, когда молимся о упокоении братьев наших и сестер. В древности человек очень хорошо знал это и поэтому не пытался идеализировать своих героев, не пытался делать из живого человека носителя одних только положительных качеств. И Давид тоже бывал грешен. И Одиссей далеко не праведник, хотя каждому из нас есть чему у Одиссея поучиться: и трудолюбию, и смелости, и отношению к своим друзьям, воинам и товарищам по скитаниям, которых он старается всячески оберегать, заботясь об их спасении на морях.

Да, пожалуй, это одно из главных качеств Одиссея, которое привлекает к нему внимание и сегодняшнего человека. Одиссей бережно относится к людям. Так, например, он предается любви с волшебницей Цирцеей. И Гомер от нас этого не скрывает. Но при этом Одиссей не соблазняет юную царевну Навсикаю, хотя Навсикая ему явно нравится. Я напомню, что это дочь царя феаков Алкиноя и царицы Ареты. Та самая девушка, которую он сравнил с юной и стройною пальмой, которую видел однажды на Делосе. Сравнение почти библейское, аналогичное есть в Ветхом Завете, в Песни Песней[165]. Навсикая явно нравится Одиссею. Мало того, она сама заглядывается на этого воина и путешественника. Он ей тоже нравится, но тут Одиссей, взрослый мужчина, ответственный и мудрый, проявляет настоящую честность и настоящее благородство. Та песнь «Одиссеи», где рассказывается о его пребывании на острове феаков, может быть названа повестью о романе, который так и не начался. Одиссей подавляет в себе желание поцеловать Навсикаю или посмотреть на нее страстным взором, потому что он понимает, что перед ним юная девушка, почти дитя. Ему становится стыдно самого себя.