Беседы о литературе: Запад

Поэтому прав Сергей Сергеевич Аверинцев, когда говорит, что мир – это школа, но в этой школе невозможно обойтись без литературы. Не умея читать, вы никогда не сможете ни о чем и рассказать.

Преподобному Сергию явились однажды птицы в особом свете. Но, прежде чем это произошло, он много лет подвизался в пустыне, молился и постился. Я хочу сказать, что, вероятно, для того, чтобы увидеть Бога в природе, вначале нужно умереть для мира. Так, по крайней мере, было в истории христианства.

Не думаю. Я думаю, что те дети, которые сегодня, живя за городом на даче, ходят гулять в лес, или ходят в парк здесь, в Москве, или просто гуляют по улицам со своими мамами или бабушками, тоже видят Божье присутствие в природе. Значит, для этого надо не умереть для мира – для этого важно иметь в сердце сколько-то чистоты. Тогда мы с вами сразу увидим Божье присутствие в мире, тогда мы сразу в любом цветке, в любой птичке, в любом растении и в любом зверьке, пробегающем мимо, увидим красоту Божьего мира. Мне кажется, что именно так. Всё-таки давайте мы с вами не будем забывать прямой призыв Христов: «Сделайтесь как дети, будьте как дети». Детская чистота и детская непосредственность восприятия абсолютно необходимы нам, чтобы увидеть Божье присутствие в мире, а всё остальное – уже в зависимости от обстоятельств. И кажется мне, что Данте в тех сравнениях, с которых мы начали сегодня беседу и о которых говорили, показывает нам, что в нем это детское восприятие сохранилось и в те годы, когда он уже стал великим поэтом.

Я напоминаю, что сегодня мы говорили о тех сравнениях, которые присутствуют в поэме Данте «Божественная комедия» – странных, на первый взгляд, сравнениях. Данте рассказывает о своем путешествии сквозь Ад – сквозь мрачные пространства, куда почти не достигает свет солнца, где воздух густой и мглистый, где иной раз не только на большом расстоянии не видно, кто идет впереди, но и в двух шагах человек теряется, как в тумане, где находятся страшные и озлобленные люди, где царят ненависть и грех. Проходя через эти страшные земли, через этот отталкивающий мир, Данте неожиданно вспоминает то о лягушках или ящерице, то о скворцах, которые прячутся от холода, то о журавлях, которые по осени клином улетают в теплые страны, то о других птицах, которые, во всяком случае – в этом мире, являются свидетелями его красоты, его чистоты, его уязвимости и беспомощности…

Беседы о европейской литературе

Поэзия Гомера 6 декабря 1997 года

Мне хочется сегодня поразмышлять с вами о гомеровской поэзии. О тех двух поэмах, на которых выросла греческая цивилизация, на которых в течение тысячи лет греки учились читать и писать, о поэмах, без которых сегодня почти невозможно представить себе европейскую культуру. Но, разумеется, говорить о Гомере, когда в запасе у нас только сорок минут, было бы бессмысленно, если бы мы с вами не взяли какой-то одной проблемы, одного момента и не сосредоточились на нем.

Этим моментом, мне кажется, может стать описание вещей в гомеровских поэмах. И в «Илиаде», и в «Одиссее» очень часто встречаются места, посвященные подробному описанию какой-нибудь вещи. Так, например, в «Илиаде», в 18-й песни описывается щит Ахилла, а в 11-й – кубок Нестора с голубками, которые изображены на его ручках. И в том, и в другом случае дается очень подробное описание предмета. Но не только в этих двух местах мы сталкиваемся с такими текстами. Они у Гомера есть повсюду. Так, например, в 21-й песни «Одиссеи» описывается лук Одиссея, который достает из кладовой Пенелопа: