Читаем Беседы с Чарльзом Диккенсом полностью

Вырасти человеком образованным

Детская травма Диккенса во многом связана с тем, что его забрали из школы и отправили работать на фабрику ваксы, когда финансовое положение его отца пошатнулось. В тот момент Чарльзу казалось, что его лишили возможности преуспеть. После того как Джон Диккенс вышел из долговой тюрьмы, Чарльз вернулся в школу, но этот опыт оказался неудачным, и еще подростком он махнул рукой на формальное образование и самостоятельно обучился стенографии, чтобы работать газетным репортером. В дальнейшем Диккенс испытывал острый интерес к школьному обучению, критикуя ущербных, некомпетентных и злобных учителей в своих романах и неустанно стремясь способствовать образованию рабочих — как детей, так и взрослых.

* * *

Вы посвятили свою жизнь писательству, сделав его своей профессией. Вы получили соответствующее образование? Или же осваивали все самостоятельно?

Моим первым учителем была моя мать. Когда дела отца пошли плохо, она решила открыть школу, и я разносил по округе рекламные брошюрки. Однако в школу так никто и не пришел, и не помню, чтобы кто-нибудь хотя бы собирался прийти или чтобы делались какие-то приготовления к появлению учеников[43]. Когда я чуть подрос, то сначала пошел в школу для маленьких, немного похожую на то безнадежное учреждение, которое вела двоюродная бабка мистера Уопсла в «Больших надеждах», а позднее — в отличную школу в Чэтеме, где учитель, мистер Джайлс, первым назвал меня «Неподражаемым». Его школа внушила мне надежду, что я смогу вырасти человеком образованным и незаурядным[44]. Когда мой отец переехал в Лондон, меня примерно на год забрали из школы, чтобы я работал — в возрасте двенадцати лет! — и обеспечивал нашу семью. После этого я попал в Классическую и коммерческую академию Веллингтон-Хаус. Ее директор, мистер Джонс, был настоящим садистом. Мое мнение об этой школе вы могли бы узнать по портрету мистера Крикля из школы Салем-Хаус в «Дэвиде Копперфилде» и моим рассказам о «Нашей школе» в «Домашнем чтении». Мне было пятнадцать, когда я бросил школу и начал работать.

* * *

Хоть вы и много говорите, что цените образование, своих детей вы не уговаривали учиться. Почему же?

Как сказал Тони Уэллер про своего сына Сэма в «Пиквике»: «Я хорошенько позаботился о его аб-бразовании, сэр: разрешил ошиваться на улице еще мальчуганом и самому о себе заботиться. Только так мальчишка и может поумнеть, сэр». Мистер Уэллер хочет сказать, что образование, полученное на основе опыта, ценнее книжной учености, — хотя я, безусловно, поощрял в моих детях любовь к чтению. Мисс Кауттс, богатая филантропка, с которой я занимался различными благотворительными проектами, оплатила моему старшему обучение в Итоне, а потом я отправил его в Лейпциг учить немецкий. Мой сын Генри учился в кембриджском Тринити-Холле, и у меня есть надежда, что он успешно пойдет по юридической стезе: вот карьера для моего сына! А моя дочь Кэти, ставшая хорошей художницей, училась в Бедфорд-Колледже.

* * *

А как, по-вашему, лучше всего обеспечить доступность образования?

Все, что может избавить несчастных детей от прискорбного невежества, — это огромный шаг к тому, чтобы спасти их от преступной жизни. Тем не менее церкви и молитвенные дома мешают созданию школ, цепляясь за тонкости доктрин, совершенно неприменимых на том уровне невежества, которое сейчас царит[45]. Я заинтересовался школой Филд-Лейн в Холборне — истинной школой для бедняков, созданной для помощи запущенным и брошенным детям. Такие школы вынужденно не идеальны, но они хоть как-то решали острую социальную проблему, пока парламенту в этом году не представили Форстеровский билль об образовании.

Я немало сил отдавал школам для бедных: часто посещал их, получал финансовую поддержку от мисс Кауттс, подавал прошения в парламент (безрезультатно конечно же) и писал письма и статьи, чтобы пробудить общественный интерес. Я даже подумывал о создании школы совместно с нашим ведущим школьным реформатором сэром Джеймсом Кей-Шаттлуортом. Не побоюсь сказать — а чего мне бояться, это ведь правда! — что ежегодная денежная сумма, которая направлялась бы этим школам без бюрократических помех, уменьшила бы число заключенных, снизила бы наши налоги, убрала бы с наших улиц массу постыдного и преступного, пополнила бы армию и военный флот и отправила бы в новые страны целые флотилии судов с нужными работниками.

* * *

Вы также интересуетесь образованием для взрослых, верно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное