Читаем Беседы с Чарльзом Диккенсом полностью

«Домби и сын» (1846–1848) считается первым романом зрелого периода творчества Диккенса. Благодаря глубине, масштабности, сложности и великолепной стилистике он открыл новые перспективы романа как литературной формы. За последующие двадцать лет Диккенс написал еще семь романов: «Дэвид Копперфильд» (1849–1850), «Холодный дом» (1852–1853), «Тяжелые времена» (1854), «Крошка Доррит» (1855–1857), «Повесть о двух городах» (1859), «Большие надежды» (1860–1861) и «Наш общий друг» (1864–1865). Каждого из них хватило бы, чтобы обеспечить писателю непреходящую славу, а все вместе они оказали огромное влияние на дальнейшее развитие романистики.

Хотя писательский успех заставил Диккенса оставить свои ранние мечты о карьере актера, он не потерял интереса к театру. Он был членом недолго просуществовавшего Шекспировского клуба — общественной организации писателей, актеров, живописцев и музыкантов, которые собирались каждую неделю для чтений и обсуждений, а также стал подписчиком появившегося позже Шекспировского общества, ставившего своей целью публикацию произведений Шекспира и исследований, посвященных его творчеству. Он был близким другом и советчиком нескольких актеров, в том числе Уильяма Чарльза Макриди и Чарльза Фектера (1824–1879), писал театральные обзоры и был энергичным участником нескольких любительских постановок, одну из которых пожелала увидеть королева Виктория.

Самое значительное выражение страсть Диккенса к театру нашла в частных представлениях на основе его собственных произведений. Еще в самом начале своей карьеры Диккенс устраивал закрытые чтения. В 50-е годы чтения стали открытыми в целях благотворительности, а в последние двенадцать лет жизни профессиональные чтения на благо самого себя стали основной деятельностью писателя. Самый яркий эпизод — убийство Нэнси из «Оливера Твиста» — заставлял слушателей замирать и серьезно подрывал здоровье Диккенса.

За последние десять лет жизни Диккенс написал всего один роман, «Наш общий друг». Его брак, длившийся двадцать лет, закончился враждебным расставанием. Его дети, разъехавшиеся по миру — в Индию, Канаду и Австралию, — по большей части его разочаровали, а здоровье ухудшалось, особенно после серьезного крушения поезда, в которое он попал в 1865 году. Несмотря на бурную деятельность, Диккенс никогда не отличался крепким здоровьем: он перенес несколько микроинсультов и довел себя до грани полного истощения во время второго турне по Америке в 1867–1868 годах. Хотя ему еще не было шестидесяти, выглядел он стариком.

Диккенс умер 9 июня 1870 года, когда работал над своим пятнадцатым романом, «Тайной Эдвина Друда». Кажется очень значимым, что последними строками писателя в утро перед смертью, в середине детективной истории, дразнящей нас своей незавершенностью, стало описание персонажа, который «навалился с немалой охотой». Такой аппетит характерен для всей жизни и творчества Чарльза Диккенса.

А теперь поговорим…

Далее Чарльз Диккенс участвует в воображаемом разговоре, в котором обсуждаются пятнадцать различных тем, и дает ответы на пытливые вопросы.


Вопросы выделены жирным.

Ответы Диккенса даны обычным шрифтом.

Пища для ума

Чарльз Диккенс унаследовал литературный жанр, который к моменту его рождения процветал уже более ста лет, и сознательно пошел по стопам сэра Вальтера Скотта, чьи уиверлиевские[7] романы завоевали этой форме высокую репутацию. Жадно читавший с раннего детства, Диккенс устами героя своего биографического романа Дэвида Копперфилда говорит: чтение было «моим единственным и постоянным утешением». Он был хорошо знаком с традициями беллетристики, поэзии и драматургии, не говоря уже о таких популярных жанрах, как газетные статьи, уличные баллады, застольные песни и тому подобное. Все они подпитывали его творчество, а его наследие впоследствии точно такое же влияние оказало на литературные произведения последующих поколений.

* * *

Добрый вечер! Извините, мне казалось, я один…

Вечер добрый, любезный мой сударь, вечер добрый. Как поживаете? Кажется, вы раньше тут не бывали, я не ошибся?

* * *

Да. Я гулял по сельской местности Кента весь день, но, когда пошел дождь, мне захотелось найти приют и согреться. И тут как раз подвернулся этот славный постоялый двор… «Бурдюк», верно?

О, наша местная гостиничка! Я живу в нескольких милях отсюда. Знаете, именно здесь остановился мистер Пиквик со своими спутниками, когда они в те давние годы отправились на поиски приключений…

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное