Беседы с Чарльзом Диккенсом

Мне очень импонирует непринужденный, доверительный тон классического эссеиста. Разработка дружелюбной персоны — мистера Спектейтора (Наблюдателя), Гражданина у Голдсмита, Элии у Лэма — натолкнула меня на создание Боза, а позднее публичной персоны Чарльза Диккенса. Передача эссеистами жизни и манер современного Лондона, их юмор и веселая сатира будят в моем сердце отклик, а клубы, организованные забавными эксцентричными джентльменами, такими как сэр Роджер де Каверли из «Спектейтора», стали образцом для Пиквикского клуба, а позднее — для друзей мистера Хамфри, собирающихся у его часов. Да, разнообразные периодические публикации мне наиболее близки, и потому я не только принял предложение мистера Бентли издавать его журнал «Альманах Бентли», но и позднее создал собственный еженедельник «Часы мистера Хамфри». Из задуманного мной еженедельного журнала он быстро превратился в средство публикации двух романов, но через десять лет я добился немалого успеха и получил глубокое удовлетворение с «Домашним чтением» и сменившим его «Круглым годом». В моем предисловии к «Домашнему чтению» кратко сформулировано все то, что я считаю основными достоинствами этих жанров: «Показать всем, что в знакомых вещах, которые на первый взгляд кажутся отталкивающими, есть немало романтики, если только мы дадим себе труд ее поискать…»

* * *

Браво! Я знаю, что вы страстный поклонник театра. А читаете ли вы драматургические произведения?

Конечно. Я внимательно изучал Шекспира и на сцене, и в печатном виде, но считаю, что необходимо помнить: при всей красоте его стиля и глубине мысли его произведения были предназначены для театральной постановки. И это относится ко всем драматургическим текстам.

Огни рампы

Жизнь и творчество Диккенса были проникнуты театральностью. Он был завзятым театралом, автором пьес и талантливым актером, а также исполнителем потрясающих персональных выступлений на основе собственных произведений. Знаток искусства и критик Джон Рёскин (1819–1900) великолепно охарактеризовал театральный элемент произведений Диккенса, сказав, что все им написанное освещено «кругом театрального пламени» — газовыми огнями рампы викторианского театра. К числу своих ближайших друзей Диккенс относил Уильяма Чарльза Макриди, считавшегося ведущим трагическим актером своего поколения, и был консультантом в его попытке возродить серьезную драму. В свою очередь Макриди называл Диккенса практически единственным талантливым актером-любителем современности.

* * *

Приводили ваши слова о том, что писательство — по сути театральная деятельность. Сыграл ли театр какую-то роль в вашей жизни?

Мне было восемь или девять, когда кузен взял меня в театр в Рочестере, где Ричард Третий в своей смертельной схватке с Ричмондом заставил меня обмереть от страха, когда попятился так, что спиной уперся в ту ложу, в которой я сидел. В этом убежище я узнал массу удивительных тайн — например, что добрый король Дункан в «Макбете» не смог покоиться в могиле, а постоянно выходил из нее, называясь кем-то другим! Видите ли, это был один и тот же актер, исполнявший другие роли после гибели короля. Но еще раньше отец имел привычку ставить меня на стол в местном пабе, чтобы я пел комические песни. Мы поставили кукольный спектакль «Мельник и его люди», на который соседи вызвали полицию: взрыв в финале пьесы оказался особенно внушительным! Позже я писал пьесы для домашних спектаклей, а когда работал репортером в газете, то в течение трех лет ходил в театр почти каждый вечер!

* * *

А у вас не было мысли стать актером?

Актером? Еще как была. Когда мне только исполнилось двадцать, я записался на прослушивание в Королевском театре Ковент-Гарден. Вот только в тот день я заболел, так что пришлось все отменить. А к следующему театральному сезону я уже был полностью занят как парламентский корреспондент… Но я не потерял желания добиться славы в театре и во время расцвета моей литературной карьеры написал полдюжины пьес. Позже я писал театральные обзоры для «Экзаминера», был членом еженедельно собиравшегося Шекспировского клуба и закулисным советчиком моего друга Макриди в период его игры в Ковент-Гардене, где он пытался вернуть английской драме ее былое великолепие. Его постановка восстановленного «Короля Лира» (в предыдущие полтора столетия эта пьеса шла в ужасной адаптации Наума Тейта) вдохновила меня на мысли о трагедии, которые не оставляли меня, когда я писал «Лавку древностей» и «Домби и сына». Да, я ставил несколько любительских спектаклей и играл в них, в том числе и тот, что пожелала увидеть ее величество королева Виктория, а в последние двенадцать лет отдавал немало сил публичным чтениям отрывков из моих работ.

* * *