Для вас это, наверное, было очень трудно. В то время ходили слухи, что у вас было нервное расстройство. Вы можете сейчас говорить об этом?
Да, я осведомлен об этих россказнях, но на самом деле никто, кроме меня, не знает, что тогда произошло, да и у меня самого сохранилась довольно смутная память о том эпизоде. Думаю, что история слишком раздута. Я действительно написал пару странных писем своим коллегам; кроме того, какие-то посетители Кембриджа рассказали, что я был как-то особенно не расположен к общению.
Когда это произошло?
В 1693 году.
Это было также вскоре после того, как вы расстались с Николя Фатио де Дюилье и прекратили свои алхимические занятия. Есть ли связь между этими событиями?
Как я уже объяснял, для меня познание универсально и всеобъемлюще. Я не делю его на отдельные отсеки. Для меня алхимия, древние религии и наука связаны воедино. Они служили мне инструментами, с помощью которых я всегда пытался найти ответы на величайшие загадки. К 1690-м годам я использовал эти инструменты уже тридцать лет и очень устал. Одни пытались объяснить мое странное поведение в 1693 году тем, что я вдыхал слишком много ядовитых газов в лаборатории. Подозревали также отравление ртутью. Другие предполагали, что мое так называемое нервное расстройство произошло из-за слишком глубокого погружения в оккультизм. Боюсь, что истинная причина гораздо прозаичнее. Я просто выдохся. Я продвинулся так далеко, как мог, с теми ресурсами, которые были мне доступны, и мне нужен был новый старт.
Это оказалось должностью в Королевском монетном дворе в Лондоне?
Да, я увидел в этом волнующее приключение и определенный вызов. Я переехал в столицу и занял административную должность. Я всегда интересовался организацией процессов. Это было одной из моих сильных сторон как ученого: я всегда четко и методично записывал найденные данные. А это как раз то, что требуется любому хорошему администратору. Кроме того, меня увлекала перспектива быть причастным к такому важному учреждению, как Королевский монетный двор, можно сказать, к самому центру финансового мира.
Это подходящая работа для ученого, потому что в ней есть технические нюансы, где знание химии — важное преимущество.
Именно. Мне сначала предложили должность хранителя Монетного двора, а затем, в 1700 году, я стал его управляющим. Больше всего меня привлекало то, что от меня требовалось использовать научные знания, чтобы максимально повысить эффективность процесса изготовления монет. И мне действительно удалось усовершенствовать производство монетного металла в Монетном дворе.
Насколько я знаю, вы были безжалостны к так называемым обрезателям, которые отрезали кусочки от золотых и серебряных монет и продавали их?
Обрезатели — это обычные воры. Они ничуть не лучше тех, кто грабит беззащитных людей или их дома. Вообще-то их преступления еще хуже, потому что они грабят государство и их действия угрожают подорвать его устойчивость. Я считаю обрезателей государственными изменниками. И можете меня даже не спрашивать, я действительно присутствовал при повешении каждого обрезателя, хотя этого не требовалось от меня по должности. И горжусь этим. Я яростно преследовал и выслеживал всех подозреваемых. Насколько я знаю, никто не ускользнул из моей сети.
Кажется, в вашей практике был один особенный злодей, которого вы преследовали и привлекли к суду за государственную измену?
Вы имеете в виду фальшивомонетчика Уильяма Чалонера. Некоторые люди склонны видеть в нем романтическую фигуру, героического борца с обществом, дерзкого смельчака, если хотите, но на самом деле он был обыкновенным изменником родины, и его ждал конец всех изменников.
Вы настаивали на том, чтобы его обвинили в государственной измене и отвергли все просьбы о помиловании.
Да, именно так. Суд над ним состоялся через год с небольшим после того, как я занял должность в Монетном дворе, и я хотел, чтобы это стало пугающим примером для всех ему подобных. Чалонер не был мелким воришкой, он был дерзким фальшивомонетчиком. Он был приговорен к смертной казни. Его привезли на телеге к виселице в Тайберне, где его повесили, после чего выпустили ему кишки и четвертовали.