Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

Ю. К.: А сколько у тебя рассказов написано?

М. Н.: Ой, я точно не знаю. Еще какие-то дома есть, надо будет по-

смотреть…

Ю. К.: Надо вообще посмотреть, может, ты принесешь… Для книги,

которую мы будем делать. Девочки расшифруют, и мы можем сделать это

как приложение.

М. Н.: …там есть «Дорога Шемов», «Невесты», «Леня», «Которая

бежала». Одна женщина мне сказала, что «Которая бежала» – это смерть.

Но там черным по белому написано, что это жизнь!

Ю. К.: Ну это ведь одно и то же.

М. Н.: Не-е-т. Историю рассказа «Которая бежала» я знаю. В Крыму

был человек, красивее которого я никого в жизни не видела. В этом плане

жизнь у меня безумно щедрая. Мало того, что у меня очень красивая мама

и вся ее южная родня, а когда я бабушку увидела, я вообще офонарела…

Идет по Ялте дама 76 лет – и все мужчины шеи сворачивают. Ну, вообще,

вся моя южная родня – это… Если «Сто лет одиночества» писать, мало

не покажется! Моя прабабка, красавица, сербиянка, помещица, вышла за-

муж за некрасивого. Она в первый раз его увидела – и все, тут же решила,

что выходит за него замуж. Хотя она была богатая, красивая, а он… Она

первая вышла замуж за русского. При том у них были такие отношения,

что она не выносила с ним расставаться, она хотела с ним на турецкую

войну поехать. И у нее родились шесть дочерей: три красавицы, и три –

нет. Вы можете себе представить, каково было…

Ю. К.: …трем страшным?

(Все смеются.)

М. Н.: Безумный, чудовищный, романический сюжет судьба отрабо-

тала. Там был ужасный роман с безумным красавцем…

Ю. К.: Она влюбилась, что ли, в кого-то?

М. Н.: Не-е-ет, она всю жизнь с мужем не расставалась. Ты что! Ког-

да моя бабушка своего мужа хоронила, она упала в могилу! Там безумные

совершенно страсти, «Сто лет одиночества» отдыхает… А дальше было

так: муж одной сестры-красавицы влюбился в другую красавицу. Есте-

ственно, она не была замужем, потому что она была совсем юная. А даль-

ше моя прабабка-красавица проклинает эту дочь, и вся семья размеже-

валась:  кто  принимает  эту  сторону,  кто  другую…  Это  было  страшное

событие, ибо мать должна своих детей любить, грудью защищать. Все

романы, все должно отступить – она должна защищать своего ребенка до

конца. Дети из этих дочерей были только у тех трех, которые не попали

под проклятье естественным образом, потому что у них были мужья, и

они не могли занять какое-то место в этом романе. А у остальных трех не

226

было ничего. Вот так. И потом вся эта семья потерялась после войны, и

мы с мамой всех, кого могли найти, нашли. И вот мы приехали в Ялту, и

моя мама, тогда еще просто замечательно красивая, говорит: «Вот мама

моя была бы сейчас, наверное, такая же…». И я смотрю: там стоит цари-

ца. Я говорю: «Мама, подойди!» Она говорит: «Да нет, неудобно». Тут

двери автобуса закрываются, и я выталкиваю маму из дверей. И вот так

мы  нашли  эту  бабушку,  она  была  героиней  того  романа.  Она  сказала:

«У меня детей нет, вы будете моими внуками». И она велела после себя

все фотографии отдать маме. Все это досталось мне. И все, что я об этой

семье знаю, все было рассказано только мне. Я всех теток нашла! Я все

это помню, знаю… Сюжеты просто потрясающие!

Был  у  нас  дома  старый-старый  чемодан.  Он  таскался,  таскался,

таскался, потом от него начала уже крышка отваливаться… А я выбро-

сить ничего не могу. Ну рваные чулки еще могу, а вот чемодан – не могу.

Он разваливался, и я его стала уже разбирать на части: смотрю между

картонкой  и  подкладом  лежит  вот  эта  шапочка.  Она  была  сделана  под

шапочку жокейскую… Вот сколько же лет она там лежала, как она там

оказалась!

Е. Ш.: А что это за камень?

М. Н.: Этот камень – блистер. Это редкая вещь.

Ю. К.: Ну что, Майя Петровна, о чем поговорим? О поэзии и лите-

ратуре?

М. Н.: Я сейчас закончу о рассказе «Которая бежала», а потом перей-

дем к поэзии и литературе.

Была  я  в  городе  Сочи.  Иду  я,  и  вдруг  поперек  меня,  как  стрела,

пронзившая  мое  сердце,  становится  мысль:  что  я,  дура,  здесь  делаю?!

И я мгновенно отправляю в Севастополь телеграмму о том, что 7  ноября

я буду в Херсонесе утром:  7 ноября в Херсонесе. Майя. А она в Севасто-

поль  пришла  в  странном  виде:   седьмого  Херонея  Майя.  Понятно,  что

такая телеграмма не могла никому ничего объяснить, и, конечно, когда

я утром в Херсонес приехала, я там человека, которому эту телеграмму

отправляла, не застала.

Надо сказать, что у меня в Крыму была совершенно особая жизнь.

Тогда это был город совершенно закрытый, военный и очень маленький,

и всюду, где теперь городские улицы, там была пустая степь, ничего там

не было. И там настолько никого не было, что я ходила по тем путям,

которыми наша армия прошла, в одном купальнике, сандалии и платье

волоча в руке… Когда начинали маки цвести, я ходила зигзагами, а по-

том оборачивалась с холма и смотрела: на красном оставалась зеленая

тропинка. Вот такая была счастливая жизнь. И вот прошло лет десять,

227

может, больше, и как-то ехали мы на машине, и кто-то из попутчиков рас-