Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

грянули. Город, в котором жил Саша, был полон нестоличного обаяния,

мне он очень понравился. Идем мы как-то по городу, о чем-то рассуждаем,

и к нам вдруг подсоединились три товарища. Пошли с нами, в разговор

245

вступили – о Достоевском, о Кафке… И тут мы проходим церковь, в ней –

музей. И я, подняв голову на обезглавленные купола говорю: «Классно,

наверно, ночью в музее!» И товарищ один говорит: «Так давайте зайдем!»

Достал ключи, мы завалились в музей, все пересмотрели, позвенели во

все бубны, на всех нартах пересидели… Потом мы поехали на Байкал.

Пока был день, было тепло, красиво, хорошо. А когда стало темнеть…

Байкал, вы знаете, это прорва ледяной воды. Вода настолько ледяная, что

у тебя возникает ощущение, что ты столбом в него вмораживаешься, так

как в нем невозможно дышать и двигаться. Парни пошли за матрасами,

а я стояла на длинном балконе пансионата, в котором мы поселились. На

мне  надето  два  свитера,  полотенце  на  шее  и  одеяло  шерстяное  сверху.

Стою я на балконе и курю. Вдруг смотрю: внизу идет человек с детской,

милой улыбкой. Я с балкона свешиваюсь, он поднимает он ко мне лицо и

говорит: «А вы чего не танцуете?» Я ему: «А вы чего?»  (Смеется.) Даль-

ше спрашивает: «Ну как вы тут?» Я ему отвечаю: «Да все зависит от того,

сколько одеял, что ты ешь, что ты пьешь… Холодно». Он: «Да вы хоть не

вздумайте к ихнему Байкалу подходить». Поговорили мы с ним, он ушел.

Стою я дальше, он опять приходит, мы опять поговорили. Парни матра-

сов набрали и вернулись. Я к ним пришла и говорю Кельту и Валерке:

«Там такой парень симпатичный. Улыбка прелестная. На артиста какого-

то похож, а артист тот на Распутина очень похож». Вдруг приходит Ка-

лужский и говорит: «А там Валентин Григорьевич с друзьями приехал…»

Я тогда этого совершенно не связала. Пошли мы на следующий день на

пляж, к озеру. Рядом с нами компания какая-то. Калужский на них пока-

зывает и говорит: «Так вот же Валентин Григорьевич…» А там стоит этот

парень, с которым я разговаривала. Потом мы оттуда уехали. А вскоре вы-

шла книга «Слово о полку Игореве» Комлева. А Валентин Григорьевич,

я знаю, был очень неравнодушен к Отечеству и к истории отечественной

литературы. Я взяла и надписала ему эту книгу и отправила. Через неко-

торое время приходит мне в ответ его двухтомник. В двухтомнике пись-

мо. А в письме спрашивает, помню ли я его.  (Смеется.) Я была безумно

рада, что он такой симпатичный, а не некрасивый, как мне представля-

лось. Вот такая история: романа у нас не было.

Ю. К.: Поговорим о камнях, о камушках?

М. Н.: Хранящую, жизнеутверждающую энергию камня лучше все-

го носить в энергии женской, то есть в серебре. Серебро – это очень кра-

сиво, некоторые камни нужно носить в серебре. Что касается алмаза, то

весь XVII век алмаз жил в серебре, и правильно! Потому что, окружив

его цветным металлом, мы его свечение собьем. Ну вот сейчас его мож-

но делать в белом золоте… Но белое золото обладает мужской энергией,

246

а серебро – женской. Белое золото от хорошего серебра на глаз отличает-

ся чрезвычайно мало.

Ю. К.: А что значит «твой камень»?

М. Н.: Твой камень – это традиция не уральская, это традиция евро-

пейская. А европейской традиции я не склонна тесно и близко доверять

по той причине, что в нее вмешиваются продавцы камня. Они могут в ре-

комендательные  списки  включать  тот  камень,  который  нужно  продать,

потому они постоянно варьируются, и мне это не нравится. Либо надо

уже обратиться к древности: торговля камнем древних интересовала го-

раздо меньше, чем само общение с ним.

Еще мне очень нравится уральская традиция. Наши камни открыли

достаточно поздно, отношения у нас с ним сложились особые. У нас ка-

мень был знаком места, нагружать его мистическими значениями было

не нужно. Зачем окружать камень мистическими значениями, если я его

корзинами ношу?.. Поэтому у нас так сложилось: если ты на этот камень

глядишь, и тебя к нему тянет – вот и возьми его, вот он твой и будет.

Ю. К.: В  Индии  есть  крепость  Голконда,  которую  построили  му-

сульмане в Средние века. Там есть уникальные вещи. Там есть, напри-

мер, телефон средневековой: ты подходишь к воротам, стучишь в окош-

ко,  представляешься,  говоришь,  к  кому  ты.  Стража  поворачивается  и

спокойным голосом говорит: «Казарин. К хану». Через пять километров

стоит еще одна стража – слухачи они называются. Слухач стоит и слу-

шает. А Голконда – это имя рубина и вина. Рубина огромного, с конскую

голову. Когда я в Индии говорил, что я с Урала, они сразу реагировали:

«О-о, камни! Камни там есть…» В Индии знали, что Урал – это камень.

А почему вещь, изготовленную из малахита, нельзя в руки брать?

М. Н.: Вот я часто встречала такую фразу: «Малахитовая шкатулка –

замечательное  изделие  уральских  мастеров».  Малахитовую  шкатулку

уральские мастера в руках не держали! Ее вынесли из горы. Она была из-

делием тех самых горных мастеров, которых никто не видел. И когда она

в руки попала к барыне, и та хотела ее переделать под свои украшения,

мастера ей что сказали? – не нами делано, поправлять мы не можем…