Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

тогда – это остатки древнего океана, все понятно. И понятно, почему соль

цветная: и малиновая, и розовая, и красная, и синяя и т. д. Ну я не знаю,

как вам рассказать: включают прожекторы, и кристаллы отливают разны-

ми цветами. Невероятное зрелище!

315

Так  вот  эти  картинки:  было  это  350  миллионов  лет  назад.  Тем  не

менее вот петушок, вот женщина, вот олень, вот мужчина – куда от этого

денешься?!  Не  знаю.  Но  думать  над  этим  считается  смешным.  Но  тем

не менее когда я в первый раз увидела эти картинки… Я к тому, что я ее

понимаю: когда спускалась в эту шахту, видела, как яшмы формирова-

лись. То есть она зафиксировала задний вид земли в тот момент, когда эти

яшмы формировались. Но дрожь по сердцу, когда видишь: это крымские

виноградники  перед  тобой,  это  –  оренбургская  степь,  вот  это  –  осень,

а это – лесная чаща, а вот это – озеро и паутинки над озером. Не тот вид,

который был, когда все это формировалось, а нынешний пейзаж на тебя

глядит.

Просто природа… Как вам объяснить? Мы не правы, когда смотрим

на нее свысока и называем себя царями природы. Более того, мы никогда

не будем счастливы из-за того, что от нее ушли, и наше царство счастли-

вым никогда не будет. Нам будет только хуже, хуже и хуже. А надо наста-

ивать на том, что мы – ее часть, часть и часть. И все! И больше ни на чем!

И никому этого ни за что не уступать.

Ю. К.: Получается, что стихи – это природная неизбежность, при-

родная необходимость.

М. Н.: Я  готова  с  этим  согласиться,  потому  что,  когда  читаешь

«Сказание о Гильгамеше», я вам уже говорила, что я не постигаю ткани

этого текста. Ему три с половиной тысячи лет. Что он хуже нынешнего?

Он просто прекрасен! Среди древних текстов есть просто немыслимые.

Я уже не говорю про Древнюю Грецию, тексты которой для нас эталон.

Есть вещи просто прекрасные! Это великая замечательная поэзия, я уже

не говорю про Гомера. Что такое вообще человеческий талант, если че-

ловек пришел, наслушался всех этих россказней, всех этих мифических

дел, и из них создал неистовой красоты вещь. Более того, она набита чу-

довищно красивым содержанием, которое мы никогда не желаем всерьез

воспринимать. Это, конечно, авторское произведение, потому что мифы

он так выстроил, что появились совершенно особые смыслы.

…Русский язык совершенно заряженный. Он рифмуется вдоль и по-

перек, по диагонали – куда деваться? Или когда маленький ребенок на-

чинает идти и: «Шла Маруся по дорожке, у нее замерзли ножки…» – ну

куда деваться-то, если у нас язык такой! Значит, это языку свойственно,

это в нем заложено.

Ю. К.: Так это не наш язык. Это язык природы нам данный на самом

деле. Есть разные концепции, но вот эта концепция, так скажем, природ-

ного происхождения языка связана с началом, серединой и концом мен-

тальной нашей природы – она закончится когда-нибудь…

316

М. Н.: Конечно! Но нам до этого не дожить.

Ю. К.: Нет, мы до этого не доживем, но она не закончится, потому

что там есть другая ментальная природа. И там будут такие же кристаллы,

такой же язык природный. Ведь язык русский, почему он такой красивый,

точный, разнообразный, потому что он – явление природы прежде всего.

Все заимствования, которые к нам приходят: латинизмы, англицизмы и

прочее, прочее, прочее – слова, которые обозначают реальные предметы.

Вообще явления и процессы природы называются нашими словами:  ру-

шится (здание),  бежать, дышать – все это явление природы. Поэтому

стишки – тоже явление природы. Получается, что мы не напрасно пишем.

(Смеется.)

М. Н.: Ой, ну как не напрасно? Раз оно существует. И потом суще-

ствуют ведь стихи всегда. Как бы ты далеко не вспомнил все это, какое бы

ты время не вспомнил, там обязательно кто-то стихами скажет.

Ю. К.: Почему раньше древние к смерти относились как к явлению

нормальному, явлению практически родственному жизни?

М. Н.: Ну, во-первых, они себя не извлекали из природы – частью

природы оставались. И в том, и другом виде я в ней остаюсь. Они же себя

никак не отличали. Когда начались эти отделения, тогда и начались вот

эти безумия человеческие.

Ю. К.: И люди сразу стали боятся смерти.

М. Н.: Конечно. Больше того, мы ведь не просто выделились из при-

роды – мы выделились из нее на правах победителя, что само по себе

просто ужасно.

Ю. К.: И мы не смогли совладать с этим ужасом смерти.

М. Н.: А мы и не совладаем.

Ю. К.: Сейчас  мы  думаем  так:  ты  умрешь  и  исчезнешь  навсегда.

А раньше не так: дух вечен.

М. Н.: Очень ведь часто и хоронили их под полом жилого дома. Ко-

нечно – быть всем вместе.

Ю. К.: То, что мы сейчас говорим о жизни и о смерти: сравниваем

наше и мифологическое сознание. Или все это близко к правде – к при-

родной правде.

М. Н.: Юра,  сознание  –  оно  практически  всегда  мифологическое.

Я не знаю, может быть, есть какие-нибудь математические или компью-

терные гении, у которых оно иначе совершенно устроено. Но у человека

нормального, живого человека сознание мифологическое. Но оно в раз-