Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

за не может быть такой, как до нее. Сам мотор писания, само отношение

не может быть таким же после того, что произошло только что, я имею

в виду не только Гражданскую войну, эту бездну пролитой крови, я имею

в виду как раз увлечение материалистической наукой, уверенность в том,

что все можно познать, что все можно переделать после богоискатель-

ства, отказа от религии и чудовищных теоретических поисков.

31 А. А. Блок. «Пушкинскому дому».

51

Я  знаю  и  по  отцу  своему,  что  люди  увлекались  этим  совершенно

серьезно,  точно  так  же,  как  серьезно  увлекались  всем  этим  парижские

студенты  в  шестидесятых.  Искренность  увлечения  тех  людей,  которые

появились после того, как это все произошло, и у которых не было мощ-

ного личного контакта с прежней культурой, как, скажем, у Блока и Ахма-

товой, была просто огромна. Когда я была в архиве и смотрела документы

о том, как строили Магнитку, как строили Уралмаш, я поняла, что это

делалось на сплошном энтузиазме: люди действительно ехали строить.

И когда говорят, что это все создано на костях… Нет, не только. Приведу

один пример: Борис Ручьёв. Не врал человек, и в лагере сидел, и на во-

йне ногу потерял, и всему этому остался верен. В тех людей я верю. Как

сказал  Маяковский:  моя  революция,  пошел  в  Смольный,  дайте  работу.

Пришел в Смольный, стал работать.

(Зашел В. Дулепов 32 .)

М. Н.: Ты что, плохо про Мартынова думаешь? Кто был ничтожный

человек?

Ю. К.: Ничтожных людей нет.

В. Д:  Мартынов  был  ничтожный  человек,  у  него,  кроме  всех  его

шменей, ничего не было.

Ю. К.: Ну так нельзя.

М. Н.: Вот  возьмем  Печорина  и  Грушницкого.  Это  невероятно.

Вы обратили внимание, что они говорят почти одно и то же, почти в од-

ной  и  той  же  интонации,  только  один  –  человек  крупномасштабный,

а этот, как говорится, из чужого стакана пьет.

(В. Дулепов ушел.)

М. Н.: Я  верю  в  их  увлеченность  великим  новостроем.  Почему?

У них есть ритмические рисунки. Ты же знаешь, что ритмический рису-

нок не придумаешь. А ты обратил внимание, сколько у них новых рит-

мических  рисунков?  Притом  в  этих  ритмических  рисунках  сплошная

бодрость. Что касается Сельвинского… Сельвинский, как было принято

в те времена, был несколько рационален и умен… Он строитель, делатель

стиха. Между прочим, вот В. Хлебников не конструктор. Есть вещи, кото-

рые всем нравятся, которые мы все понимаем. Например, вот это: « Русь, 

ты вся – поцелуй на морозе»33. А есть вещи абсолютно непонятные и ге-

ниальные. Я уже не говорю про эти его предвидения, расчет катастрофи-

ческих дат в истории России. Все: 17-й, 29-й, 41-й, все до 92-го – все рас-

писано. И когда читаешь это, понимаешь, что этот непонятный кусок ему

32 Вадим Юрьевич Дулепов – поэт, член Союза писателей России.

33 В. Хлебников. «Русь, ты вся – поцелуй на морозе!..».

52

нужен, чтобы я потом на понятном, вышла как из чащи на поляну, и когда

читаешь, это точно срабатывает. Это сконструировать невозможно. А те,

да, конструировали. Ну, опять же, говорю, это было хорошо разнообра-

зием ритмических рисунков – это значит, они видят жизнь по-разному.

И  все  они  все  равно  интереснее,  чем  комсомольцы-добровольцы.  Про

 Демьяна Бедного я вообще не говорю: человек просто служил, художник

на службе.

Ю. К.: Раз уж мы о поэтах заговорили, у меня такой вопрос: о жи-

вых. Кто сейчас из живых поэтов?.. Ну, вот Кушнер Александр живой.

М. Н.: Между прочим, Кушнер – поэт очень неплохой.

Ю. К.: Ты даже любила его раньше.

М. Н.: А я и сейчас к нему отношусь очень хорошо. Он, без всякого

сомнения, культурный поэт, в нем есть деликатность, идеальное чувство

меры. В нем есть очень много хорошего, работа никогда не прет наружу,

стихи его никогда не заработаны, и вообще я в нем вижу прорву досто-

инств. Если кто-нибудь в университете будет писать диссертацию по по-

эзии 50-х, 60-х годов, это потрясающе интересно. И я отношусь к нему

хорошо, я считаю его очень хорошим поэтом. Вот только чего в нем не

достает: то пространство, которое он сам себе намечает как свое худо-

жественное пространство, мне его несколько мало. Вот когда он пишет:

«… увидит мельницу в окне прилежный пассажир…», это, по сравнению,

скажем, с горизонтом Пушкина или Мандельштама, или Блока, гораздо

меньше. И он все время работает, не совершая никаких ошибок, в этих

самых пределах. Существует такое понятие как профессиональная чест-

ность. Наверно, это правильно. Ну, раз ему дано это, он делает это.

Ю. К.: А энергия?

М. Н.: Вот! Что касается энергии. За счет этого идет не то, чтобы

уменьшение энергии, но работа идет в какой-то малой амплитуде. Он ни-

когда не совершает ошибок, он работает точно.

Ю. К.: А вот эти ребята, их уже нет: Давид Самойлов, Борис Слуц-

кий? М. Н.: Борис Слуцкий – очень интересный поэт. Он сознательно со-

вершенно не лезет в такую лирику, которая всем жутко нравится, льстит,

которая российскому человеку жутко в жилу. Буквально на себе рубаху