Беседы со специалистами

Пообвыкнув, я все же нашла выход. Поскольку окрики, команды, деланно строгий вид и вообще игра с мальчиками по правилам педагогики не имела никакого успеха, я удобно усаживалась в палате и начинала выразительно читать что-нибудь из Стивенсона, Майн-Рида, Диккенса как бы себе самой, но вслух. Конечно же, да простят меня эти авторы, текст я существенно адаптировала в сторону упрощения, чтобы нетронутым умишкам моих подопечных он был интересен. Прием сработал на славу. Сначала некоторые садились поближе или принимали позу вслушивания на своих кроватях, потом и другие. Наконец, чтение сделалось любимейшим видом внеклассного времяпрепровождения. Проблема дисциплины была решена. Потом я, окрыленная успехом, решила зайти в просветительской работе далее. Собирала мальчишек в зале, где имелось пианино, и играла им самые популярные мелодии. Не обращая внимания на шум и возню тех, кто не отличался музыкальностью, я спрашивала: «Как вы думаете, о чем эта музыка, веселая она или грустная?», то есть пользовалась самым простым шаблонным приемом приучения к музыке. Надо сказать, сразу же находились те, кто охотно отвечал. Однажды, сыграв итальянскую песню из «Детского альбома» Чайковского, я спросила, кто ее слышал. Тут один из мальчиков незабываемой внешности – рыжий, в веснушках – стал в необычайном оживлении тянуть руку, подпрыгивая на стуле. Когда я предоставила ему возможность высказаться, он обрадованно выкрикнул: «Это соло на трубе!». Дело в том, что в то время на радио была передача, в которой какой-либо музыкальный отрывок проигрывался в разных вариантах. При ознакомлении с итальянской песенкой после ее фортепьянного и оркестрового исполнения предлагалось: «А теперь прослушайте соло на трубе». Это и запомнилось музыкальному от природы мальчику. «Соло на трубе» стало у меня метафорой ко многим жизненным ситуациям.

Интернат был открыт малооборудованным, и шла постоянная работа по его комплектованию необходимыми предметами. В один прекрасный день привезли железные кровати. Сотрудники принимали их и расставляли по палатам сами. Я, будучи уже на 6-м месяце беременности, показать это не хотела и наравне со всеми тягала злополучные кровати. Кончилось это тем, что меня увезли в больницу – «на сохранение». Все обошлось благополучно, но пребывание там оставило в памяти неизгладимый след. Если бы не это обстоятельство, разве я узнала бы тогда, что есть такие «отважные дамы», которые всерьез пытаются сами себе сделать аборт, используя для этого, например, гвоздь или вязальную спицу. Таких в клинике, куда я попала, называли ковырялки. Нянечка (техничка), приходя убирать палату, смотрела на лежащих по койкам женщин с нескрываемой иронией и говорила: «Ишь разлеглись кобылы заморские, да на вас пахать надо, а не лечить!».

После родов в интернат я не вернулась, поскольку мне представилась возможность работать в другом месте по специальности, то есть в должности логопеда.

Больница водников

Среди соседей, ставших потом близкими друзьями, была семья, жившая в доме-близнеце напротив – муж, жена и мальчик-подросток. Мы подружились.

Он, Игорь Попков, – главный врач больницы, хирург. Его облик напоминал капитана дальнего плавания: голубые глаза, трубка, бородка. Она, Галя Пчелякова, – режиссер документального кино и, мало сказать, красавица – одна из первых красавиц Москвы. Ее родители тоже заслуживают того, чтобы о них упомянуть. Отец – крупный партийный деятель, бывший одно время на посту первого секретаря Кировского обкома. Выпив рюмочку, он с гордостью произносил: «Нас было 17!». Таким образом я запомнила число обкомов коммунистической партии в нашей стране. Этот именитый по партийной линии человек рассказывал, что родился, как и следовало ожидать, в беднейшей крестьянской семье, в глухой деревне. Игрушек у него никаких не было, и он с гордостью сообщал, что брал старый лапоть, привязывал к нему веревку и возил вместо машинки – факт познавательный в плане детской изобретательности при наличии врожденной мотивации к игре. Зато потом этот ребенок обеспечил своей семье проживание за высоким забором. Помните, у Галича: «Мы поехали за город, а за городом дожди, а за городом заборы, за заборами вожди».