Ставший близким другом Игорь Попков был главным врачом одной из ведомственных московских больниц, а именно – больницы водников (работников водного транспорта). Узнав, что я окончила дефектологический факультет и работаю воспитателем, он сказал: «Иди работать ко мне!» И оформил на должность логопеда. Больница находилась далеко от дома, и Игорь нередко захватывал меня с собой, подвозил на машине. Через некоторое время по больнице поползли слухи, что у Игоря Александровича появилась любовница. Это обстоятельство волновало всех еще и потому, что у него была красавица жена. Не в курсе дела, по своей рассеянности, была я одна. Однажды я как ни в чем не бывало подошла к секретарю главного врача и сказала, что мне нужно зайти к Игорю Александровичу по делу. Тогда она наклонилась ко мне, и, прикрывая рукой скривленные в целях конспирации губы, прошипела: «Там Галина Александровна!». «Вот хорошо, – отозвалась я, – очень удачно». Не знаю, что после этого подумала секретарша. Может быть: «Вот наглая, идет напролом!» Хотя такое обо мне подумать было трудновато. Наверное, все же, сочла меня полной идиоткой.
Я очень быстро освоилась со своими служебными обязанностями, поисправляла речь у всех детей, которых ко мне приводили, и мечтала о чем-то более трудном. Эта мечта сбылась, правда, не без моей инициативы.
НИИ неврологии
По зову души
Напротив больницы водников, через трамвайные пути, находился НИИ неврологии Академии Медицинских Наук СССР, т. е. главное учреждение в стране по неврологии. Проходя мимо, я регулярно вздыхала, что тружусь не там. Но в один прекрасный день решилась, вошла туда и стала искать профессора Эсфирь Соломоновну Бейн, которую знала по короткой институтской практике по афазии и частично по ее публикациям. Во времена моей практики институт располагался в другом месте (на Щипке), так что я не знала, где именно находился кабинет Бейн. Я пошла по коридорам и на втором этаже увидела дверь с табличкой «Лаборатория психологии». Эсфирь Соломоновна оказалась там. Она сидела в отгороженном закутке, а в этой же комнате работали еще два психолога. Отдельного кабинета у нее не было.
Я подошла и сказала, что очень хочу работать с больными, хочу учиться у мастеров. Эсфирь Соломоновна, на удивление охотно, разрешила мне приходить, и я три года отработала внештатно, без всякой зарплаты, но от звонка до звонка, за что безмерно благодарна судьбе. Я прошла хорошую школу. Она мне очень пригодилась далее, на разных работах, в том числе и в Центре патологии речи, которому отдана моя жизнь, в котором выращено не одно поколение специалистов.
Эсфирь Соломоновна Бейн
Учиться у Эсфири Соломоновны было очень интересно. Она ежедневно отводила время на то, чтобы помогать сотрудникам разбираться в диагностически и терапевтически сложных больных. Сбегались все.
Разборы проводились живо, без нарочитой наукообразности и формализации. Что-то, не травмирующее больного, Эсфирь Соломоновна комментировала по ходу разбора, что-то сообщала потом, при обсуждении случая. Особой любовью Бейн пользовались больные с сенсорной афазией. Этой форме патологии речи она отдала значительную часть своей жизни. Ей посвящена докторская диссертация Бейн – блестящий психологический анализ сенсорной афазии и путей ее преодоления. Всем специалистам-афазиологам хорошо известны ее книги: «Афазия и пути ее преодоления» (1964) и «Клиника и лечение афазий» (1970).
Если кто-либо высказывал предположение, что в спутанности речи при сенсорной афазии виновато пострадавшее мышление, Эсфирь Соломоновна искренне возмущалась и говорила: «Тому, кто мне покажет дурака сенсорного афазика, я даю 100 рублей!» Тогда это были приличные деньги.
Научный путь Э.С.Бейн начинала в тесном сотрудничестве с А.Р.Лурией, которого считала своим учителем наряду с Л.С.Выготским. Выготского она особо почитала, называя гением. Его фотография стояла у нее на рабочем столе, дома и в Институте. Поэтому рядом с лицом Бейн в моей памяти всегда всплывает красивое молодое лицо Выготского. Она всегда помнила о том, что Лев Семенович в свое время был в несправедливой опале. Запомнилось, как она, с любовью глядя на его фотографию, вздыхала и произносила скороговоркой: «Боже мой, боже мой!». Однако о самом Л.С.Выготском речь пойдет дальше.
Э.С. Бейн любила и ценила юмор. Так, одна из сотрудниц института долго скрывала, что беременна, объясняя частые недомогания тем, что у нее болит горло. Когда же выяснилось, что происходит на самом деле, Э.С. сказала, с присущим ей грассированием: «Вот тебе на! Горло, горло … а оказалось всё значительно ниже и глубже».
В период моего пребывания рядом с Эсфирью Соломоновной в НИИ неврологии были и разные другие курьезные моменты, об одном из них упомяну.