Бешеный шарик

В тот вечер Джун обрел хрупкую надежду. Его голову не покидали мысли о рыжеволосой незнакомке, такой недосягаемой и одновременно самой близкой во всем мире. Каждый день он старался как можно раньше приходить к мосту и как можно позднее уходить домой. В нем стало преобладать желание жить, решительно оттесняя все доводы в пользу смерти, которую еще совсем недавно он считал единственно возможным решением всех непреодолимых задач, ниспосланных его судьбой.

Она появлялась нечасто, объясняя их редкие встречи обязанностями, которыми она не могла пренебрегать. Им остро не хватало времени, отведенного для встречи – она всегда спешила домой. Расходясь в разные стороны, они испытывали глухое разочарование, но дни, проведенные в разлуке, были для обоих самыми мрачными и казались несправедливо долгими.

Только друг перед другом они могли не притворяться. Их покидали любые сомнения, внутренние ограничения и даже комплексы, когда они обсуждали все волнующие их вопросы и пытались вместе понять суть многих вещей. Во многом они заблуждались, но именно общие ошибки сближали их больше всего.

В один из самых холодных вечеров, по дороге домой Джун встретил мужчину, которого не раз видел на улицах своего района. Он стоял возле покосившейся загородки, явно поджидая свою жертву. Его лицо было свирепым, а частое дыхание подтверждало доминирующее в нем состояние звериной агрессии. В надежде пройти опасный отрезок пути без потерь, Джун постарался выровнять свой темп и не показывать незнакомцу свою тревогу. У себя на родине именно благодаря этой тактике он избегал опасной встречи со всеми яростными собаками, которые блуждали по его округе.

– Ты кто такой? – вызывающе спросил мужчина.

Тактика, которая никогда не подводила Джуна, в этот раз понесла поражение.

– Свой. – невозмутимо ответил Джун.

– Я знаю всех своих. Тебя тут не было. Зато после славной резни ты появился в доме тех интеллигентишек-заморышей из четвертого тупика.

Джун был застигнут врасплох. Обстоятельства складывались таким образом, что драка между ним и свирепым незнакомцем была предрешена. Ни на минуту не забывая о своих рисках, Джун практически с первых же самостоятельных недель в Обелиске имел при себе походный нож и пистолет, которые по счастливому случаю были найдены им под мостом.

Глядя в сумасшедшие глаза свирепого незнакомца, Джун медленно нащупал свое оружие. И только после того, как мужчина, олицетворяющий образ врага, крикнул: «Я тебя прикончу за минуту!», Джун стал действовать на опережение, приставив пистолет к нижней челюсти противника.

«Только попробуй дернуться или пискнуть – убью суку! Меньше чем за минуту прикончу мразь!», – процедил сквозь зубы Джун. Действуя иррационально, о чем он прекрасно понимал, Джун повел своего врага в случайно выбранном направлении. Всю ночь они блуждали по чужим переулкам, не раз попадая в тупики. То ли страх смерти, то ли кромешная темнота и незнакомые места, что-то определенно повлияло на незнакомого мужчину. Его свирепость рассеялась, обнажив громадный страх в чистом виде. Он послушно шел, куда его направлял Джун и с надеждой ожидал конец пути.

На рассвете они оказались в чужом районе. Странное путешествие утомило обоих, но незнакомец явно недооценивал Джуна. В отличие от всех эшенлендцев, агрессивно демонстрирующих свою силу, Джун имел опыт выживания вопреки всем законам здравого смысла. Напряженный путь в кромешной тьме утомил его не меньше, чем противника, но он был готов расправиться с врагом, не давая себе передышки.

Он бил врага остервенело, представляя события, которые пережил в поле под Обелиском. Джун дал себе второй шанс и одержал победу. Враг сдался еще тогда, когда к его челюсти приставили оружие. Однако, победа даже над таким противником даровала сладостное ощущение внутренней свободы и торжества справедливости. Не зная определенно, жив мужчина или забит им до смерти, Джун вновь достал отлично наточенный им нож и прорезал глубокую борозду через все лицо своего врага – от линии роста волос до подбородка. Таким образом, он поставил свою метку.

После расправы Джун оглянулся и увидел несколько десятков людей, собравшихся вокруг. Не задумываясь о последствиях, он громко объявил: «Это южанин! Он охотился на меня! Делайте с ним все, что хотите! Я устал!».

Он уходил, не боясь прицельных взглядов людей, которые могли жестоко убить его на месте. Его успокаивала гробовая тишина, которую прерывали редкие звуки из соседних улиц. Ему не пришлось оглядываться, чтобы понять – люди, словно токсические отходы, сбрасывали накопленную ярость на поверженную им жертву. Сам того не подозревая, Джун предоставил эшенлендцам очередную возможность поглумиться над человеческим телом и достоинством, а так же стал родоначальником тенденции ставить ужасную отметку на лице «чужаков». За считанные месяцы город был разделен на маргиналов с изуродованным лицом и обычных моральных уродов.

5