Бешеный шарик

Осознавая, что в борьбе он не имеет ни малейших шансов на успех, Темптон стал следить за активными бойцами, рьяно выбивающими себе дозу. По окончанию торгов, он незаметно преследовал того, кто, по его мнению, отдал всего себя за дозу и ждал, когда тот замертво рухнет где-нибудь по пути. Благодаря своей находчивости Темптон-старший всегда имел желанные коктейли, не прикладывая к их добыче никаких физических усилий и сохранив при себе финансы.

Тем временем Темптон-младший пытался влюбиться. Он был уже в том возрасте, когда любой уважающий себя парень вел активную половую жизнь и неутолимо жаждал лишиться девственности как можно скорее. Юноша думал о сексе во время бодрствования, занимался им во сне и регулярно пополнял свои знания в этой области за просмотром порнографии.

На пути к реализации заветной цели его постигали одни неудачи. Он представал перед потенциальной невестой таким, каким являлся на самом деле, а это была самая неприглядная картина. Его чувство юмора было понятно и высоко ценилось только им самим. Считая себя в праве давать оценку другому человеку, юный Темптон регулярно распылялся оскорблениями, с оглашением сомнительных доказательств его правоты. Ему всегда казалось, что его бесконечная ложь всегда оставалась нераскрытой, чему он был чрезвычайно горд. Плен иллюзий был для него сладким и приятным.

С ним могла бы прекрасно себя чувствовать только глухая девушка, способная довольствоваться малым. Чтобы полюбить Темптона-младшего она должна была принять его характер, патологическое вранье, жадность, нечистоплотность. За свое смирение, в подарок она получила бы вполне симпатичного и очень умного парня. Но никто из встреченных юным Темптоном девушек не жаждал отношений любой ценой.

Не мог себя чувствовать спокойно и спасенный Темптонами Джун. Давно зажившие раны и сросшиеся переломы давали о себе знать все чаще и чаще. Мерзкая ноющая боль, словно фантом, блуждала по всему его телу, не давая спать. Он был уверен, что не доживет до следующего Рождества. Смерть казалась божественным спасением.

Глядя на Темптонов, Джун неминуемо вспоминал увиденную им картину в поле под Обелиском, когда отец и сын, словно стервятники, ковырялись среди трупов, лежащих рядом с ним. Юный Темптон не пропустил и Джуна, обыскивая его карманы особо тщательно. Эти бесцеремонные прикосновения живо ощущались по всему телу, словно все происходило наяву каждый раз, когда взгляды Джуна и Темптона-младшего пересекались за ужином. Семейные вечера Джун воспринимал, как самую невыносимую муку. Перед ним сидел лучший друг его детства, который стал совсем чужим. И неясно было, как отчаянный «Капитан Лажа» мог превратиться в столь жалкого человека.

Присутствие поблизости заносчивого племянника было невыносимо. Джун прекрасно понимал, что Темптон-младший ненавидит южан. Слушая очередные язвительные реплики из противоположного конца стола, он вспоминал своих знакомых, которые бесславно погибли от рук таких же юнцов. Его мать, строгую Тильду, при жизни умеющую любыми способами добиваться послушания от детей, мальчишки лет тринадцати за считанные секунды забили камнями. Было очевидно, что в доме Темптонов Джун находится незаслуженно, с какой стороны не посмотри на образовавшуюся ситуацию. Однако ему приходилось оставаться в плену обстоятельств и с тревогой смотреть на свое будущее, которое он никак не мог разглядеть.

Вечерами Джун подобно призраку блуждал по улицам Обелиска. Он внимательно рассматривал каждый уголок города, который его не принял. Сам факт своего нахождения в Обелиске Джун воспринимал как игру с огнем. Местные жители были равнодушны друг к другу. На улицах никто не смотрел в лицо встречному. Джун мог бы ощущать жизненно необходимое ему спокойствие, выдавая себя за одного из них, но Обелиск стал обрастать слухами, что по некогда безопасным улицам ходят выжившие южане.

Чужаками, замеченными в городе, были люди из других поселений Эшенленда. Их шансы на нормальную жизнь в своих домах были исчерпаны. Новые законы о добровольной сдаче ценностей государству и нормировании семьи стали для традиционных сельских семей неподъемными камнями, тянущими людей на дно. Единственной ценностью большинства эшенлендцев из периферии были богатый урожай и хозяйство. Государство, ссылаясь на бедственное положение, активно отнимало у них все до последнего куриного яйца. Не успев прийти в себя после хозяйственных потерь, почти в каждой семье беременные женщины получили принудительное направление на аборт. Холодным ноябрьским утром всех их, подобно изъятому у них ранее скоту, отвезли неизвестно куда, в маленьком и очень тесном автобусе, где не всем хватало места. Опешившие мужья, словно камни у дороги, часами стояли под холодным дождем, дожидаясь своих жен, но не всем из них повезло. Женщин, умерших во время аборта, не возвращали семьям и родные могли только надеяться на то, что прах их жен, дочерей и матерей покоится с миром.