Бешеный шарик

Фейт навсегда ушел в свое фантастическое паломничество к истине. Он тихо умер за день до рождения внучки, которую нарекли единственным в Эшенленде именем – Людовик. Так и не получивший от него даже имени сын рос в чужой семье и откликался на имя Уинстон. Темптоны не смогли полюбить, но мирно терпели мальчика, удерживающего на своих маленьких плечиках груз памяти об их умершем сыне.

Эшенленд остался без единственной опоры. Народ внутренне полагался на то, что президент переживет каждого из них и никому не придется мучительно переживать времена смены власти. Сильверстейн получил реальную возможность выйти из тени, открыто занять место президента и править Эшенлендом уже под своей ответственностью. Этого не случилось. Сильверстейн не умел действовать без мощной фигуры Фейта за спиной. Уловив неоднозначность времени, в политику государства ворвалась Фокса. Под молчаливое одобрение правительства и радостное согласие народа она легитимно заняла место своего отца. Народ не знал, что в принятии решений, Фокса будет доверяться единственному человеку – Джуну, который все сильнее и глубже погружался в себя, доставая наружу опасные плоды своей психологической травмы.

Четыре года стабильности успокоили эшенлендцев. Люди жили плохо, но больше не ждали перемен пострашнее. Их агрессия не рассосалась сама собой. Наоборот, люди резали друг друга без разбора, продолжая варварскими методами отнимать у тех, кто слабее жилье и ценности. Те, на чьем лице имелись страшные шрамы, автоматически считались отбросами общества. Вопреки унизительному статусу, «меченные» набирали силы, обживали отдельные районы города и сбивались в опасные группировки. Обелиск ревел от регулярных стычек между «чистыми» и «грязными» районами.

Темптоны жили в «чистом» районе, но не раз становились свидетелями побоищ, не принимая в них активного участия. К ужасу Темптона-старшего, его удачный промысел по добыче наркотиков был возможен только в «грязном» районе, куда дорога для него была навсегда закрыта. Утратив смысл существования, мужчина устроил себе добровольную передозировку из оставшихся доз. Его жена стойко пережила утрату, замостив очевидное горе усердной заботой о маленьком сыне.

Юный Темптон полностью отдался романтике опасных улиц. Наблюдая за одной из самых кровавых драк, он столкнулся с девушкой, сразившей его своим скверным характером. Ее звали Санни. Она была некрасива, неумна, и невоспитанна, но агрессивно пыталась доказать обратное. Юный Темптон жаждал завоевать ее любой ценой. Санни завоевала юного Темптона без усилий и начала вести с ним сомнительную игру, выманивая для себя все, что ей было нужно.

Не выдерживая давления матери, каждую среду после полудня маленький Уинстон тайно посещал соседа Энтони, который жил двумя этажами выше. Это был одинокий старик. Полный, но не безобразный. Неряшливый, но чистый. Он всегда надевал одни и те же растянутые в коленях сизые брюки, не менял рубашку и неизменно носил пеструю жилетку с рисунком разноцветных дирижаблей. Старик был маниакальным книгочеем и большую часть его квартиры занимали настоящие бумажные книги. В его доме позволялось не только читать книги, но и сидеть, спать, опираться на них, замащивать ими солнечный свет, гонять мух, в общем – делать все, что человеку считалось полезным. Энтони разглядел в своем юном соседе крошечный ручеек сознания, который следовало бы расчистить. В семье Уинстона даже не подозревали, что он, без их на то позволения, очень быстро научился читать и мало-мальски грамотно писать.

Ничуть не меньше книг Энтони любил своего молодого кота Линча. Рыжий наглец буквально поработил своего хозяина и полностью подчинил того своей воле. Энтони прекрасно понимал свое положение и добровольно позволял Линчу безраздельно властвовать в их «домике». Энтони и Линч всегда встречали Уинстона вместе. К приходу Уинстона дверь в квартиру Энтони никогда не была заперта. Заходя в «домик» мальчик всегда видел одну и ту же картину: старик, расслабленно сидящий в пышном кресле и рыжий кот, дремлющий у его опухших ног. «Заходи, дружочек! И забудь все, что было за дверью нашего с Линчем домика!», – живо говорил Энтони. Это приветствие, порядок слов, паузы, интонации Уинстон знал наизусть, но это ему никогда не надоедало и приносило чистую, ничем необъяснимую радость.

Нередко они делили неказистый обед на троих, и мальчику это нравилось гораздо больше, чем традиционные семейные встречи за столом. В один из дней, когда Уинстон буквально сбегал из дома, Энтони рассказал ему свою историю: