Бешеный шарик

– Мне тоже было не просто с родителями. В свои выходные дни, отец угрюмо сидел у телевизора и постоянно переключал каналы. Спроси я его, что он собирается смотреть, ответа не было. Он не смотрел телевизор. Он безуспешно пытался найти что-то интересное. Мать постоянно болела неизвестно чем. Будучи совсем маленьким, я осознавал ее беду. Она устала от жизни. Молодая и очень красивая женщина, моя мама…угасала на моих глазах. До сих пор я чувствую за собой вину в том, что не знал, как можно было помочь ей тогда. Я был бессилен. Даже сейчас я не знаю, что могло бы облегчить ее муку.

Как и я, папа видел, что происходило с мамой. От этого он становился еще угрюмее, и все меньше времени проводил у телевизора. Я все думал, где он. Почему его нет рядом. Он просто струсил. Ушел от проблемы, оставив меня, считай одного. Маме становилось все хуже и хуже. Она перестала говорить. Ходила из комнаты в комнату, как привидение и все плакала. Мы перестали с ней говорить. Когда мне стало совсем горько, мама положила мне в руки первое письмо. Так мы и стали с ней переписываться. Ни ей, ни мне не становилось от этого легче, но так мы хотя бы не теряли связь друг с другом. Будучи недальновидным в силу своего возраста, я выбрасывал ее письма. Осталось только одно. Последнее письмо. Я перечитывал его более пятидесяти лет и только два месяца назад понял, что хотела сказать моя мама.

Представь себя на моем месте. Вообрази, как твоя мама в один миг превращается в отстраненного, незнакомого тебе человека. Ее молчание ранило бы тебя не меньше, чем меня. Прежде чем отвергать родных людей важно пережить хотя бы в своих мыслях их отсутствие. Тогда все становится на свои места. И совершенно ясно, мы готовы отказаться от всего, что, как нам кажется, будет с нами всегда, только на словах.

Слова старика растрогали чувствительного мальчишку и поселили в его сознании первые ростки страха. Он явственно ощутил, каким ужасным может быть одиночество. Вернувшись домой Уинстон сквозь слезы спросил у мамы:

– Ты никогда не замолкнешь навсегда?

– Нет, не говори глупостей! – сердито ответила мать, затем ее сердце смягчилось, и она ласково взяла сына на руки. – Не бойся, я не оставлю тебя одного.

2

Не имея на то формального права, Джун жил стабильно и был богат, чего нельзя было сказать о других эшенлендцах. Но мирный дом, любовь и достаток не помогли ему справиться с пережитой трагедией. Он искал покоя своему разуму, но, будучи не в силах совладать с мыслями, в своих поисках Джун всегда заходил в тупик. Его постоянно тянуло к бетонному мосту, где они когда-то познакомились с Фоксой. Это место было единственным, где Джун чувствовал себя поистине хорошо.

Джун не знал, что бетонный мост над исчезнувшей рекой стал излюбленным местом сборищ молодежной группировки из «чистого» района. Он не подозревал, что попадет в окружение опьяненных агрессией и вседозволенностью молодчиков. Ему и в голову не могло прийти, что грязный нож самого громкого и неадекватного юнца искромсает его лицо под восторженное одобрение невменяемой толпы. По своей доброй воле, полагаясь исключительно на внутренний импульс, Джун двигался к точке, где его жестоко настиг эффект бумеранга. После случившегося, он задавался одним вопросом: почему его оставили в живых?

Пережив несколько бессонных ночей, Джун покорно освободил свое сумасшествие. С доскональной подробностью он вспоминал свои детские годы, жадные поиски самого себя в недавней юности, потерю дома, резню под Обелиском, спасительный приют у Темптонов. Воспоминания были чрезвычайно утомительны, однако Джун дорожил ими как единственной своей ценной собственностью. Находя свободную минуту, он подносил к своему лицу зеркало и подолгу всматривался в безобразный шрам, из которого нередко сочилась кровь. Таким способом Джун пытался свыкнуться со своим новым статусом.

Он не принимал помощи Фоксы. Ее участие вызывало в нем раздражение и желание обидеть ее как можно сильнее. В его глазах с каждым новым размышлением о себе и своей судьбе любимая им женщина все чаще представала в образе проклятия.

Ему показалось, что он пробудился от тягучего сна, услышав веселый голос Людовик. Она беззастенчиво вбежала к нему в кабинет, чтобы рассказать свою очередную шутку. В отличие от матери, Людовик не подавала вида, что обезображенное лицо ее отца смущает или даже пугает ее. Она была необыкновенно любящей дочерью и старалась не задавать отцу лишних вопросов.

– Я приготовила маме веселый подарочек. Хочешь посмотреть? – весело прощебетала Людовик.

Незримое присутствие Фоксы в этот момент запустило в психике Джуна неведомые ему самому механизмы. В ту самую минуту Людовик потеряла отца.

– Видишь это? – вкрадчиво спросил Джун, показывая на свои раны.

Девочка растерянно кивнула.

– У тебя должно быть точно так же. Ты же моя дочь.

– Я не хочу! – испугалась Людовик, – Это больно и некрасиво!

– Да, больно и некрасиво. И опасно. – добавил Джун, – Носители такой метки перестают быть людьми.

– Но ты же человек! Я вижу это! Все это не правда!