Бешеный шарик

– Я приду в следующую среду! Утром и вечером мама будет дома и у меня не получится выбраться, а как только она пойдет за покупками – я сразу же буду у тебя!

– Ладно. Чтобы тебе было не так скучно в эти дни, я разрешаю взять у меня любую книгу. Это будет мой подарок. Выбирай, дружочек.

Уинстон выбрал тоненькую книжицу «Бешеный шарик», повествующую о том, как в руках одного задиристого мальчишки безобидный оловянный шарик превратился в орудие, причиняющее вред остальным. Это была первая книга, которую ему когда-то прочел Энтони.

Они не прощались. Уинстон ушел неохотно. Так покидают единственное место, где имеется угол для живого существа. В родном доме мальчик не имел ничего своего, а в квартире Энтони ему был дарован целый мир.

В слепящем сиянии первых солнечных лучшей нового дня на кровать одинокого книгочея запрыгнула очень красивая черная кошка, а следом за ней – около дюжины котов. Увидев их, Энтони заплакал и стал задыхаться от нежданного счастья.

– Блэйки! Джерри-проказник! Фауст! Джоконда! – кричал старик, шуточно сопротивляясь массированной кошачьей атаке. Он искал Линча и уже подумал, что тот умудрился сбежать от мучителей в форме, но Линч запрыгнул на кровать с другой стороны, как он привык еще при своей недавней жизни.

Это была лучшая компания, в окружении которой одинокий Энтони Толлок мог уснуть навсегда. В это время Уинстон перелистывал подаренную ему книгу и нашел то самое письмо матери, о котором рассказывал старик. В глубине души мальчишка понимал, что Энтони разрешит ему прочесть письмо. Во всяком случае, он на это надеялся.

«Я иду по кривым дорожкам жизни. И это притом, что у меня пространственный кретинизм, отмеченный в свое время умными людьми, которым доводилось иметь со мной дело. Ступаю ровно, ступаю вкось, ступаю вправо, ступаю влево, ступаю без оглядки и все равно ступаю не туда, где хотела бы оказаться моя душа. Я знаю, что у меня есть душа. Маленькая, но сильная. В сравнении с моим щуплым телом, эта душа сущий гигант. Возможно, по этой причине мне так тяжело справиться с собой. Приходится обуздывать себя ежедневно. И причина не в том, что мною владеет похоть в придачу с остальными грехопаденческими паттернами. Тяжело втиснуть то, что я из себя представляю в классическую картину бытия.

Как много сказано было еще вчера. Как много хочется сказать сегодня. В моей голове много умных слов и правильных идей, в которых так нуждаются все, кто со мной знаком. Даже если это знакомство поверхностное или заочное. Я думаю, что мои слова имеют значение. Я верю в это. Но почему? Почему в этом нет фактического, доказанного многолетним опытом, простого человеческого смысла? Почему я не могу сказать то, что важно? Почему я внушаю себе, что важное уже давно произнесено? Почему моя трусость меня устраивает?

Никому от меня ничего не нужно. Моя важность – это плод моего воображения. Уязвимость пытается спрятаться за искусственным фасадом социальной значимости. Все иллюзия. Мы можем искать спасителей только в нас самих. Мы никому не можем помочь, ровно, как никто не может помочь нам. Много времени и усилий было брошено в черную дыру иллюзий. Что мы представляем на самом деле? Мы – черные дыры, обрекающие свое существование на мрачную пустоту. Как горько признавать, что возможно в этом и скрыт замысел высших сил, владеющих эксклюзивными правами на существование вечности.

Часто мою голову кружит мысль о том, что через каких-нибудь сто лет ничто не будет свидетельствовать о моем существовании. А как же годы тяжелого труда над собой, пережитых страданий, борьбы за право быть незаурядным человеком? Все это не будет иметь значение. Сейчас мне безразлична судьба женщины, которая жила двести-триста лет назад. В моем районе за эти сто-двести и даже триста лет жили тысячи женщин и их истории жизни не имеют никакой ценности. Ни для меня, ни для кого бы то ни было. Выходит, что человек – это всего лишь одно мгновение. Одинарная вспышка, которая, скорее всего, останется незамеченной.

Я иду по жизни разными дорогами, и все они ведут меня в неправильном направлении. Откуда я это знаю? Для дорог и тропинок жизни не предусмотрено правильное направление. Человек должен устать, а утомляют только извилистые пути. Таким образом, конечный тупик воспринимается путником как логическое завершение всего, о чем он узнал, шагая к обросшей банальностями мечте. Последний раз вздохнуть и послать проклятье всему, что осталось позади – это высшая ступень блаженства. И это дается нам напоследок. Не всем, но многим. Есть те, кто умирают с верой в свою мечту и твердой уверенностью, что каждый их шаг был верным.