Бесконечный спуск

Комаров раньше и не догадался бы зайти в эти помещения, а если бы и зашел — в силу подавленной воли, размягченной как вата, — ничем бы здесь не заинтересовался. Сейчас же им овладевало жгучее любопытство — нет ли в этом премудром хранилище ответа на вопрос, каковы пределы города-лабиринта, можно ли вырваться из него. Однако, поразмыслив немного, он пришел к выводу, что в библиотеке ему заниматься не удастся, к тому же искать такой ответ в книгах дело долгое и не слишком надежное.

Страж-хранитель

Комаров подзастрял в библиотеке, в то время как его собратья-узники продолжали свое бесконечное путешествие по этажам и секторам смрадного города. Здесь же даже запах был благородный: пахло старой кожей и книжной пылью. Комаров осмелел настолько, что стал прохаживаться по залу, заглядывая на столы читателей. Его внимание привлек один седовласый, бледный лицом факир, на голове которого высилось что-то вроде папахи, слегка сужавшейся кверху.

На столе этого факира лежали высокие стопки книг. На корешках Комаров читал уже полузабытые им буквы латиницы. Среди надписей Комаров сумел кое-что различить. — «Книги Бардо». «Египетская книга мертвых».

Какое-то исследование, в названии которого значилось незнакомое слово «Шеол». Некий Гарпократион. Было несколько рукописей с орнаментами и буквами, напоминавшими индийские. Были и заглавия на других языках, и даже две книги с руническими символами на лицевой стороне. Факир время от времени брал книги, быстро листал, сличал их с какой-то рукописью, откладывал в сторону, делал пометки в своем блокноте. Однажды он улыбнулся, и Комаров с удивлением обнаружил, что несколько зубов у факира — вставные, с золотым блеском. Внутреннее чувство подсказывало Комарову, что этот факир в своих исследованиях ведом бескорыстными мотивами, улыбка над книгой укрепила его в этой интуиции. Возможно, через этого факира он сумел бы узнать нечто важное для себя…

Он прошелся еще немного по залу и не заметил, как оказался в нижнем первом ряду перед кафедрой. За кафедрой, что было не сразу заметно, сидел маленький седенький старичок в толстых очках, внешностью несколько напоминавший китайца. Комаров с ужасом увидел, что старичок облачен в мундир старшего стража и, по всей видимости, поставлен здесь следить за порядком и выдачей книг. Встреча с ним вряд ли могла привести к чему-то хорошему.

Всмотревшись, Комаров разглядел на груди у старичка знак Ордена Вепвавета. Члены Ордена — высшая элита Волчьего града, та самая, о которой говорили художник с режиссером. Членов Ордена боятся даже служители и стражи. Именно они надзирают за правежами, внушают через наглядную агитацию гордую идеологию Ликополя. Вепвавет, его еще называли «Открыватель путей», «Проводник», «Разведчик», — имена одного из тех двух идолов, что стояли в атриуме.

Старичок вдруг взглянул на Комарова и ненадолго задержал на нем взгляд. Комаров так растерялся, что даже пошатнулся и задел стопку альбомов, нагроможденных один на другой на столе женщины-ворона. Альбомы с грохотом посыпались на пол, а полуженщина-полуптица при этом вскочила — ростом она оказалась совсем маленькая, почти карлица — и принялась граять прегадким скрипучим голосом. Комарова поразил ее взгляд — злые птичьи глаза, темные, без проблеска чего-либо человеческого, при этом с необыкновенно яркими узорами радужек.

Тут и другие читатели обратили свои взоры на Комарова. Несколько стражей, оставив книги, сошли со своих мест и смотрели из-под насупленных бровей. Сиамские близнецы приподнялись со стульев, вытянув цыплячьи шеи, вперили в него любопытные глазки с микроскопическими едкими зрачочками. Комаров неловко, стуча по полу колодками, стал собирать альбомы и класть их обратно на стол. При этом он косо посматривал в сторону старичка. Старичок уже пристально взирал на него поверх очков сквозь морщинистые щелочки век черными, как уголья, и совершенно бесстрастными глазами.

Когда альбомы были водружены на место и все расселись по местам, библиотекарь поманил Комарова пальцем. Делать было нечего. Единственное, что пришло на ум: нужно попытаться оправдаться тем, что он заблудился и случайно зашел в этот отсек. Но не наивно ли рассчитывать на то, что страж поверит ему?

Комаров с трудом разлепил губы, чтобы пролепетать оправдания. Он уже давно, с тех пор как общался с Шапошником, ни к кому не обращался вслух, за ненадобностью, и с трудом узнал собственный голос, оказавшийся сиплым. Старичок выслушал невнятицу Комарова и отвел его в сторону. Поистине это был совершенно удивительный страж Свободного города — он был тих, спокоен, казалось бы, даже безобиден.

Может быть, профессия книжника наложила такой отпечаток на его характер, — но разговор он вел чуть ли не по-отечески.