Читаем Бесконечный спуск полностью

Воздействие стража библиотеки была таково, что Комаров неделю или две после этого как оголтелый носился по ярусам и секторам мегаполиса. Душа его вновь осуетилась и сузилась и та неотступная хищная точка, которая делала невозможной вращение мысли и воображения вокруг чего-то иного, казалось, полностью завладела Комаровым.

Комаров вышел из отупения только тогда, когда столкнулся с одним трижды заклейменным узником, огромным верзилой, который своим диким взором производил впечатление разбойника или грабителя. Это был юродивый уникум, настолько отвязавшийся от переживания боли, принявший поругание и истязание, что даже Свободный город не умел обломать его. Лицо его было обезображено свежими ранами и кровоподтеками. На его лбу, щеке и под затылочной частью красовались три клейма. То, что на щеке — сине-красное, — по цвету и геометрии напоминало британский флаг.

Лифта долго не было, и верзила, который какое-то время стонал, шатался на своих длинных ногах и сдавленно рявкал, вдруг, обратившись к Комарову, пробубнил распухшим языком:

— В низший мир! Все лучше, чем гнить здесь… Эти лгуны и вурдалаки грозили меня отправить еще ниже… В темную падь… Нашли чем пугать! Чем ближе ко дну, тем ближе к выходу из проклятой вонючей тьмы!..

Все стоявшие на этаже отшатнулись от верзилы с его террористическими мыслями и отступили на некоторое расстояние.

— А выход из тьмы есть? — шепотом спросил его Комаров.

— А ты забыл свою прошлую жизнь? Никто не молился за тебя? — повернул к нему верзила налитые кровью оплывшие глаза. — Залепушник!.. А я… Я уже ничего не боюсь… Ни мне без них, ни им без меня не обойтись… Без меня и ад не полный…

В лифт они вошли вдвоем, остальные не захотели быть рядом с верзилой. Верзила сообщил Комарову, что в нижних ярусах Ликополиса есть зона отчуждения, расположенная в крайних, нулевых секторах.

— Там вовсе не жарко. И там, — сказал верзила, — там-то мы и собираемся вместе… Приходи!.. (Здесь неразборчиво.)

Этот разговор встряхнул Комарова. Впервые в Ликополисе кто-то подтвердил его мысль, что это место должно называться «адом». Комаров вновь стал вспоминать Иннокентия и гласы, которые шли к нему от Земли. Оставшись наедине с самим собой, он воскликнул в самой глубине своего существа:

— Иннокентий, помоги мне! Помолись обо мне своему Богу!..

Несмотря на страх быть пойманным и заклейменным стражами, Комаров внял верзиле и спустился в ту зону отчуждения, о которой он говорил. Попасть туда можно было только через горизонтальные лифты, доехав до нулевой, конечной остановки. Оттуда в зону отчуждения спускались чрезвычайно длинные винтовые лестницы. Это была значительная часть города лифтов, особая область, где были разобраны перекрытия и куда свозили мусор со всего мегаполиса. Мусорные горы образовали здесь пещеры и лабиринты. В центре этого пространства располагалось нечто вроде кладбища ржавых баков. Именно там-то и собирались отверженные. Некоторые из них были дважды или трижды заклеймленными.

Комаров спросил кого-то из встретившихся, где можно увидеть трижды отмеченного гиганта.

— Подожди его здесь, — ответили ему. — Он скоро будет…

И действительно, через полчаса верзила появился в компании других, разбойного вида, носителей клейм. Он обрадовался Комарову, хлопал его по спине, водил, приобняв, по изъеденному коррозией рыже-металлическому лагерю, проводил для него нечто вроде экскурсии. При этом верзила называл Комарова тем именем, которое придумал для него сам: «Залепушник». Это было не очень приятное имя, но в то же время звучало оно в речи верзилы довольно сердечно.

— Те, кого уже заклеймили, — говорил он, — здесь становятся свободнее вас. Многие не являются на правежи. Я уже давно перестал туда ходить. Вот им!

Верзила согнул в локте руку и потряс увесистым волосатым кулаком.

— Сколько же вас здесь?

— Никто не считал, — ответил верзила. — Набирается не менее 700 саботажников в год. Но не все стойкие. У кого-то кишка тонка… Есть и такие, кого ломают. Здесь, старина, небезопасно. Стражи приходят с рейдами… И не так уж легко от них спрятаться… У них ведь есть свои собаки…

— Что за собаки?

— Да такие твари редкие… Не собаки, конечно. Они сами из стражей. Но с удивительным нюхом, как у ищеек на Земле. Так что нас здесь, как зверушек, травят. И если на правеже недостает многих, значит, будь уверен, скоро будет облава…

— Ты за это получил свои клейма?

— Да, за это. И пусть ставят четвертое, пятое клеймо, пусть отправляют вниз… Есть у нас и герои, я знал всего трех. Тех, кого колесовали и отправили в нижние темные миры…

— Что ты знаешь об этих мирах?

— О них никто здесь ничего не знает. Кроме того, что, как говорят, там нет даже шахт. Там все прикованы к своему месту. В общем, там у них бесконечный правеж. Скука! Но там и исход из тьмы ближе!

— А каков он, исход этот?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шицзин
Шицзин

«Книга песен и гимнов» («Шицзин») является древнейшим поэтическим памятником китайского народа, оказавшим огромное влияние на развитие китайской классической поэзии.Полный перевод «Книги песен» на русский язык публикуется впервые. Поэтический перевод «Книги песен» сделан советским китаеведом А. А. Штукиным, посвятившим работе над памятником многие годы. А. А. Штукин стремился дать читателям научно обоснованный, текстуально точный художественный перевод. Переводчик критически подошел к китайской комментаторской традиции, окружившей «Книгу песен» многочисленными наслоениями философско-этического характера, а также подверг критическому анализу работу европейских исследователей и переводчиков этого памятника.Вместе с тем по состоянию здоровья переводчику не удалось полностью учесть последние работы китайских литературоведов — исследователей «Книги песен». В ряде случев А. А. Штукин придерживается традиционного комментаторского понимания текста, в то время как китайские литературоведы дают новые толкования тех или иных мест памятника.Поэтическая редакция текста «Книги песен» сделана А. Е. Адалис. Послесловие написано доктором филологических наук.Н. Т. Федоренко. Комментарий составлен А. А. Штукиным. Редакция комментария сделана В. А. Кривцовым.

Поэзия / Древневосточная литература
В Ливане на войне
В Ливане на войне

Исай Авербух родился в 1943 г. в Киргизии, где семья была в эвакуации. Вырос в Одессе. Жил также в Караганде, Москве, Риге. По образованию — историк и филолог. Начинал публиковаться в газетах Одессы, Караганды, Алма-Аты в 1960–1962 гг. Далее стал приемлем лишь для Самиздата.В 1971 г. репатриировался в Израиль. Занимался исследованиями по истории российского еврейства в Иерусалимском университете, публиковал свои работы на иврите и по-английски. Пять лет вёл по «Голосу Израиля» передачу на СССР «Недельная глава Торы». В 1979–1980 гг. преподавал еврейскую историю в Италии.Был членом кибуца, учился на агрономических курсах, девять лет работал в сельском хозяйстве (1980–1989): выращивал фруктовые сады в Иудее и Самарии.Летом 1990 г. основал в Одессе первое отделение Сохнута на Украине, преподавал иврит. В качестве экскурсовода за последние десять лет провёз по Израилю около шести тысяч гостей из бывшего СССР.Служил в израильской армии, был участником Войны Йом-Кипур в 1973 г. и Ливанской войны в 1982 г.Стихи И.Авербух продолжал писать все годы, публиковался редко, но его поэма «Прощание с Россией» (1969) вошла в изданную Нью-Йоркским университетом антологию «ЕВРЕЙСКИЕ СЮЖЕТЫ В РУССКОЙ ПОЭЗИИ» (1973).Живет в Иерусалиме, в Старом городе.Эта книжка И.Авербуха — первая, но как бы внеочередная, неожиданно вызванная «злобой дня». За нею автор намерен осуществить и другие публикации — итоги многолетней работы.Isaiy Averbuch, Beit El str. 2, apt. 4, 97500, Old City, Jerusalem, Israel tel. 02-6283224. Иерусалим, 5760\2000. Бейрут, август — сентябрь, 1982, Иерусалим, 2000

Исай Авербух

Поэзия / Поэзия