Бесконечный спуск

Вскоре зал наполнился мундирами, в центре же стоял длинный стол в виде полукруга, за которым рассаживался президиум. Только с одной из четырех сторон в зале не было стандартных посадочных мест — со спины президиума. Там расположились несколько десятков гетер и матрон Ликополиса разного возраста и обличья в вечерних платьях и перьях, причем большинство из них полулежали на пуфиках, диванчиках и в необычного вида креслах. В самом городе этих дам можно было встретить довольно редко, и они всегда передвигались со свитой. В таком обильном числе в одном месте Комаров их никогда не видел.

Между дамами, сидевшими сзади, и президиумом на возвышении стояла не очень большая, но выразительная подсвеченная снизу статуя женской богини с крыльями, в головном уборе в виде резного стула. На этом стуле Комаров различил надпись Magnus Liberator[3].

В особой ложе сбоку стоял экран, на котором по космической связи следил за собранием властный господин, о котором шептались в зале. Прислушавшись, Комаров различил слова о нем: это был не кто иной, как вице-король нижних темных миров, так называемой Страны молчания, вероятно, той, что располагалась ниже Ликополиса и куда ссылали непокорных.

За столом-полумесяцем оказались руководители Ордена в Ликополисе: командор-комендант, напоминавший своим видом сыча, рыцари-госпитальеры, другие персоны, о которых Комаров ничего не мог сказать. Вел собрание интендант Ликополиса, фактически мэр города, если переводить с орденского языка на земной. То был маленький и невзрачный функционер, с лица которого не сходила странноватая ужимка не то презрения, не то зубной боли.

Особняком сидел весьма причудливый ужасающий тип. Особенность его заключалась в том, что он то надевал себе на шею, то снимал с нее голову с лицом морщинистым и серым, с орлиным носом, с большими воскового оттенка залысинами. Снимая голову, он то держал ее в руке, то перекладывал на стол на специальную перламутровую подставку, напоминавшую большую круглую доску для разделывания мяса или рыбы. И когда он говорил, то говорил он именно из своей головы довольно тихим голосом, тем самым заставляя всех остальных затихать и прислушиваться. Он, как стало потом понятно, и был тот самый маршал, представитель высшего руководства Ордена, прибывший с отдаленной планеты. В зале присутствовали стражи из его свиты, они были одеты в наглухо затянутые ярко-оранжевые сутаны. Маршал по званию, по должности он назывался вице-магистром Ордена. Когда интендант предоставлял ему слово, Комаров расслышал и личное имя маршала — его именовали Геродос.

По его знаку торжественное собрание началось с исполнения гимна Ордена, причем во время гимна все присутствующие не стояли столбами, а раскачивались и даже слегка пританцовывали. Гимн назывался «Солюция». Смысл этого слова не был известен Комарову, но из текста гимна он вынес, что речь идет о великом освобождении мира от порчи, от дурного глаза Врага. В гимне упоминались Избавитель и Великий магистр, а также проклинался самыми черными и лютыми проклятиями как главное орудие порчи некто Бастард, незаконный отпрыск Врага. Из всех слов в памяти Комарова запечатлелась одна строфа:

Солюция! Солюция! Да приидет вечность

Матери-Тьмы!

Вокруг Головы Медузы да совьется свиток!

И домой возвратимся мы!

После приветственных слов представителей власти Ликополиса с главным сообщением выступил маршал Геродос. От его речей, хоть и произнесенных с хорошей дикцией, экспансивные и агрессивные стражи, все как один экстраверты, быстро уставали… Было заметно, как они пыхтели, сопели и вздыхали… Но никто не смел нарушить речь безголового тихоголосого маршала. Его боялись даже пуще командора. Один из членов Ордена прошептал другому, и Комаров расслышал это, что вице-магистр происходит из исторического царского рода.

Спасало ситуацию лишь то, что в зале была великолепная акустика. Иногда маршал как будто разговаривал с собственной головой, как Гамлет разговаривал с черепом шута. Манера говорить вице-магистра поразила Комарова. Он как будто философствовал, при этом был остер на язык, изобретателен в словах. И все это не вязалось с бесстрастной, невыразительной манерой и тихим голосом. Иногда казалось, что маршал не говорит, а полумеханически, с легким металлом в голосе зачитывает какую-то статью.