Бесносвят. Одна мистическая история

Как только солнце за горизонт зашло, сразу почуял я, вышел Бесносвят из лесу. Чуял я, что все ближе и ближе он к церкви нашей подходит, чуял его злобу нечеловеческую против всего рода людского и желание его изгубить нас всех. Знал я и то, что если до рассвета нам не продержаться, то ничего уже нам не поможет, ничего нас от Бесносвята не спасет — ни топоры с вилами освященные, ни даже пули серебряные заговоренные. Сила сатанинская тогда больше силы божьей на земле была и ничто на земле противиться ей не могло.

Подошел, значит, Бесносвят к церкви и говорит голосом охрипшим: «Ну что порешили? Отрекаетесь вы от Бога вашего или все смертью лютой погибнуть захотели?». Поняли тут все, что время тянуть надо сколько можно, любыми средствами до утра дотянуть. Поп тут и говорит: «Может мы веру твою и приняли бы, да вот только не знаем, что это за вера такая. Чем она нашей старой лучше? А мы тут и порешим принимать ее или нет, если узнаем. Расскажи нам, чему поклоняешься, каким богам молишься, мил человек». Усмехнулся тут Бесносвят за дверью и отвечает: «Ну, если вы меня за нос не водите, то слушайте, но ежели вы меня обмануть вздумали — пеняйте на себя. Ох, как не люблю я, когда меня дурачат!».

И начал он тут рассказывать про веру свою сатанинскую. Про идолов своих, демонов тех же, про колдовство свое проклятое. Много чего он нам рассказывал — не знаю я, понял кто чего или нет, а мне кажется, что тут и понимать нечего. Продал он душу свою Сатане, а теперь вот авансы свои отрабатывал. Понял я только то, что, говорил он, мрак это есть свет, а свет есть мрак. Никто бы никогда его и слушать бы не стал — да вот только пора такая наступила, что все мы должны были эти речи поганые выслушивать.

Рассказал этот колдун проклятый свою агитацию, а поп тут как тут. Услыхали, говорит, мы теперь, что такое твоя вера, а теперь нам подумать надо, потолковать, прикинуть что к чему. Дай нам время — мы между собой все обговорить должны». Пошептался тут Бесносвят с кем-то и сказал: «Дам я вам времени час — все равно никуда вы уже не денетесь. С тех пор как я капищем древним завладел сила моя удвоилась, и водить за нос меня не вздумайте — вмиг вас всех мои слуги растерзают. Думайте, но знайте, выбора нет у вас. Либо от Христа отречетесь, либо смертью страшной умрете все до единого».

Час пошел. Никто, конечно, ничего ни с кем не обсуждал. Богу лишь только молились за то, что времени час нам подарил, за то, что на час нас к рассвету приблизил. А ночь студеная тогда была! В церкви хоть все свечи и горели, холодно было как в леднике. Ребятишки малые замерзли, плакать стали. Да что поделаешь? Должны мы были против Бесносвята этого сдюжить — иначе нельзя было.

Между тем услыхали мы, как колдун тот подручных своих вызывает. Творил он заклятия свои черные на языке непонятном — видать, сатанинском. Заговоры выкрикивал волшебные — силу свою собирал. Хвалился, наверное, что души христианские в свою веру обратил. Помню, как только услыхали мы все эти заклятия, так мать как обхватит нас руками всех, к себе прижмет и говорит: «Не бойтесь, детишки мои родные, не достанет вас в церкви этот ирод проклятый!». Говорит так, а у самой слезы ручьем. Не могли мы никак понять — малые еще были — как так сила нечистая разбушеваться могла, что и церковь святая для нее помехой не явилась.

Время быстро побежало. Не успел народ еще дух перевести, как уже в двери стучат и говорит Бесносвят: «Ну, все — двери открывайте, сейчас мы в церкви бывшей христианской черную службу проведем и всех вас во мрак обратим». Не мог больше никто речи такие срамные слушать, все в один голос начали тут этого нечестивца поносить — его, мать его, вспомнили все тут — и то, что не от человека рожден, и то, что мать безумной его была, и то, что весь род его нечистый проклят должен быть.

Не ожидал, видно, такого ответа Бесносвят, не думал он, что народ на его угрозы так заговорит. Вмиг вскрикнул он что-то — и тут началось.

Ветер внезапно ураганный забушевал. Вой тут адский со всех сторон раздался. И в двери, и в ставни стучать с силой адской начали, да так громко, что народ весь уши позакрывал. Долго или нет то продолжалось — не знаю, только потом в дверь церковную чем-то тяжелым бить стали, будто бревном. Прогибаться она под тяжестью ударов стала, вот-вот из петлей выскочит. Дверь, по правде сказать, в церкви добротная была — из досок крепких дубовых сколоченная. Да только снаружи силища перла огромная. Навалился весь народ на дверь ту, чтоб не выбили ее, лавки подносить стали подпереть ее.