Бесов нос. Волки Одина

– Принцип простой, – наконец заговорил Сенявин. – В политических ораловках играется некоего рода театр, который своим золотым ключиком открыл Буратино. Карабаса-Барабаса и Дуремара туда, понятное дело, не пускают. Но они как бы прячутся за кулисами, их злокозненные призраки витают над сценой, их проклятые имена все время присутствуют в разговорах. Их нет на сцене, и в то же время они есть, потому что без них весь этот кукольный театр становится бессмысленным. Кому интересны разные мальвины, пьеро, артемоны и прочие арлекины, если им никто не угрожает? О чем будет с ними говорить наш Буратино-ведущий? Помните, у Крылова: «Когда у кукол нет врагов, на лад их дело не пойдет».

– У Крылова, помнится, несколько иначе, – напомнил Ведущий.

– Это, господин ведущий, вам помнится. – Сенявин снова вальяжно огладил тургеневскую свою бородку. – Куклам же должно помниться то, что им велит помнить и зарубить на носу великий столяр Папа Карло. Театр ведь на территории его коморки находится. А посему все басни, побасенки, вопросы и ответы Папой очень строго регламентированы. Без дураков!.. Иногда, правда, как говорится, для оживляжа, из Страны Дураков все же приглашаются лиса Алиса и кот Базилио. Но их выпускают на сцену только для того, чтобы зрители могли воочию убедиться в их глупости и злонамеренности. Им дают произнести разве что «крекс-пекс-фекс» и тут же на них спускают артемонов и арлекинов. А Буратино отбирает у Алисы и кота микрофон, чтобы они, не дай бог, не успели изложить свою позицию и показать, что они на самом деле не так уж злы и глупы, какими им предписано быть сценаристом и режиссером-постановщиком… Мне иногда даже кажется, что эти Лисы и Коты не настоящие, а подставные, проплаченные. Настоящие могут случайно ляпнуть что-нибудь несценарное. И Буратино не успеет вовремя отобрать у них микрофон…

– Ну и кто из наших, так сказать, буратин вам, профессор, больше всего по душе? – спросил Трулль.

– Не по душе, скорее – по печени… Но однозначно Рудин! Никто так, как он, не умеет устроить многочасовую передачу на тему, которой десять минут обсуждения – красная цена!.. Как мне рассказывали, актеры, когда им надо на заднем плане делать вид, что они что-то обсуждают, они тихо произносят: «О чем говорить, когда говорить-то не о чем. Говорить нам не о чем, а говорить надо». И эдак на разные лады… Тут он, Рудин, великий мастер говорить не о чем! Он, словно Караян или Мравинский, других направляет и оркеструет. Чтобы какая-нибудь забредшая к нему, на бабу ягу похожая, мальвина выглядела и звучала в его оратории убедительно и обаятельно. Чтобы тихий пьеро мог беспрепятственно проплакать свою вечную горестную партию о захватчике Карабасе и прихлебателе Дуремаре. Тут, повинуясь властной палочке нашего Буратино, артемоны и арлекины сострадательно молчат, набирая в легкие побольше воздуха, дабы затем с трамбонной пронзительностью снова накинуться на Алису или на Базилио. При этом сам он, Буратино Карлович, ни кота, ни лису вроде бы не обижает и даже готов их защищать от своры своих гостей. Но сказать им он ничего не дает. Как только они пытаются что-то исполнить в свое оправдание, он тут же кидается их защищать, заламывая руки, закатывая глаза… Да, иногда сильно наигрывает. Но лучше наигрывать, чем оскорблять приглашенных гостей, как это делает… как это многие делают на вашем телевидении. И голос у него чистый, звонкий, не как у этого… Я все время забываю его фамилию. И называю его Скалозубом, потому что он воистину «хрипун, удавленник, фагот»… И улыбка у Рудина хотя и агрессивно-кошачья, но чеширская, обаятельная, а не надменно-презрительная, как у Францева… Но больше всего меня в нем умиляет – в Рудине, а не во Францеве, – что он, Леонид Вильямович, как никто другой, умеет выглядеть на экране смелым в своих высказываниях и независимым в суждениях при том, что на самом-то деле, как я догадываюсь, все его рискованные кульбиты и дерзкие прыжки с одной опасной трапеции на другую заранее согласованы если не с самим Папой Карло, то уж наверняка с черепахой Тортилой.

Профессор потянулся к рюмке, но тотчас отдернул руку.

– И чуть ли не каждый из буратин считает себя элитой общества! А кого еще считать? Не ученых же с инженерами?!.. Книга воспоминаний, собственный ресторан, корпоративы, дружба с олигархами – это ваш джентльменский набор, без которого Буратино – не Буратино, а глупая телевизионная деревяшка с длинным носом, которую в любой момент могут повесить на гвоздь или огреть плетью…

«Похоже, я стал терять логику», – вдруг подумалось Сенявину, и он заключил:

– Опасная у вас профессия, Александр. И в первую очередь – для нашего общества.

– Давайте лучше выпьем! – весело предложил Петрович.

Профессор в ответ решительно покачал головой.

Митя не отрываясь смотрел куда-то в центр столешницы и изредка отщипывал маленькие кусочки от оставшегося лосося.

Ведущий грустно произнес: