Бесов нос. Волки Одина

– Но называть этих троллей русскими писателями – вы уж меня увольте! Как недавно высказался один весьма неглупый человек и, между прочим, тоже писатель, то, что сейчас пишется прозой на русском языке, нельзя именовать русской литературой. В интересах самой русской литературы, нашего величайшего культурного достояния. К русской литературе современные российские писатели имеют не большее отношение, чем чешские или хорватские. Русская литература есть некий проект, который ныне закрыт.

– Я могу объяснить, – вдруг заговорил Митя: – Дело писателя не отвечать на вопросы, а их задавать. Так Чехов считал. Современные писатели этого не делают. И не потому, что они не хотят или бездарны. А просто потому, что для них не осталось вопросов. Их задали в Золотом веке и немножко – в Серебряном. Поэтому они сами придумывают вопросы и сами же на них отвечают. Вместо того, чтобы читателю дать ответить. Ведь чем глубже вопрос, тем больше у него должно быть ответов. А великий вопрос вообще ответа иметь не должен.

И снова Профессор озадаченно покосился на Трулля, а тот покачал головой и, лукаво улыбнувшись, спросил:

– А театра, современного театра у нас теперь тоже нет?

Профессор попытался так же лукаво ему улыбнуться, но какой-то хищной получилась у него улыбка.

– Ну что вы, молодой человек! Театр у нас замечательный! У нас есть много талантливых актеров. Но им, к сожалению, редко дают играть на сцене людей, а заставляют превращаться в цирковых животных… Наши замечательные режиссеры находят все более смелые и новаторские постановочные решения. Ну, скажем, ставят на сцену «Бесов» Достоевского. Что мы читаем в эпиграфе к этому роману? «Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них»? Ну так, смотрите! – совершенно гениальная находка! – пусть актеры свинячат и хрюкают на сцене три, а лучше пять часов подряд. Никто так глубоко и так пронзительно – любимое их словечко – не проникал в самую суть Достоевского и всей «достоевщины»!.. Или зачем мучиться с таинственно-неуловимым Чеховыми? Не проще ли, не оригинальнее ли, например, раздеть до нога трех сестер и тем самым выразить одну, но очень кассовую мысль об их незащищенности? А если вместе с ними и офицеров раздеть, то еще кассовее нарисуется!.. И ведь, обратите внимание, эти бесы от театра, обратившись в свиней, главным образом на нашу великую классику накинулись, ее обгладывают, хрюкают, чавкают… Когда-то Мейерхольд в своем модернистском абстяге галлюцинировал об упразднении института театра: дескать, спектаклей не будет, актеров не будет. Большевики – как бы их сейчас ни ругали, надо отдать им должное – на некоторое время задержали этот развал… А ныне – пожалуйте бриться, вот мой пароход! Честное слово, не удивлюсь, если в ближайшее время возникнет еще более современный театр, в котором актеры будут лишь модераторами, или серверами, или не знаю, как это там у вас называется. А зритель будет кликать, лайкать, попрет на сцену и там станет фоткаться, твиттерить, фейсбукничать, инстаграммить, утверждая уже абсолютную и беспредельную вожделенную интерактивность!

Профессор схватил рюмку, поднес ее почти к самым губам, но тотчас поставил на место и чуть ли не в восхищении воскликнул:

– А наша замечательная эстрада!.. Тут уж, дорогие мои, даже не свинство. Свиньи все-таки млекопитающие, братья наши меньшие. На нашей же эстраде – птицы какие-то. Павлины, панимашь! Лиц среди перьев не видно, а они еще серафимами возносятся над сценой и над публикой… В лучшем случае говорю – птицы: разные, как правило, безголосые пеликаны, удоды, турухтаны. А в худшем – какие-то корчащиеся на сцене чешуйчатые то ли ящерицы, то ли змеи, то ли тритоны. И вокруг них девки извиваются, будто разноцветные водоросли, задами виляют. Тут уж действительно попа-культура, вакх-аналия. Не к столу будет сказано!.. А вы всю эту содомогоморру показываете по главным каналам. В прайм-тайм! В праздники – с утра и до вечера!

– Опять наехали на несчастное телевидение, – покачав головой, произнес Трулль. – Ну, что с вами поделаешь?! Валяйте жгите.

– Вот именно – валяйте! В этом вашем «валяйте» все наше телевидение себя выразило! Валяют, понимаешь, топчут и уродуют великий русский язык. А вместе с ним и всю нашу культуру. И приглашают в студию других валяльщиков, которые понятия не имеют о том предмете, о котором рассуждают. Но чем меньше разбираются, тем с большим апломбом валяют и трут. И с еще большей радостью трут и полощут друг друга и самых различных людей, которых специально откапывают по всей стране, чтобы во всеуслышание и наглядно смаковать пороки и разносить эту заразу на многомиллионную аудиторию! Ведут себя, как базарные бабы, причем мужчины иногда впадают в истерику злее и базарнее…

С презрением опрокинув в рот содержимое лафитника и не закусывая выпитое, Профессор продолжал: