Бесов нос. Волки Одина

– Я, признаться, брезгую говорить об этом периоде. Но когда ко мне пристают с вопросами, я предпочитаю различать в этой, в сущности, общей помойке два, с вашего позволения, «стрима»… «Шишков, прости…». Сейчас по-русски не принято выражаться… Мейнстрим без всяких кавычек… Но я все же настаиваю, что этих стримов два. Один я называю фастфуд – или джанк-стримом… Сами американцы называют свою «быструю еду» «помоечной»… В этом стриме текут различные беллетристы и детективщицы; среди последнего жанра я, собственно, мужчин и не припомню. И мне их, поймите меня правильно, вовсе не хотелось бы обижать! Некоторые из них весьма ловкие и развлекательные…

– Хорошо. Это – первое течение, то есть стрим. А какое второе?

– Смердящее. Или юродивое. Или скотопригоньево… Помните, у Достоевского в «Братьях Карамазовых» действие происходит в городе Скотопригоньевске?

Профессор с опаской покосился на Митю. Но тот пребывал в своем собственном мире, для обычных людей недоступном.

– Я этот стрим называю гнип-модерном, – продолжал Сенявин. – В скандинавской мифологии в подземном царстве Хель, в черной пещере Гнипа таится свирепый, покрытый кровью пес Гарм… Отсюда и термин, которым я пользуюсь.

Профессор принялся аккуратно переворачивать лосося ножом и вилкой; он уже съел одну его половину и теперь подбирался к другой.

Ведущий дождался, пока Сенявин справится с переворотом, и сказал:

– Гарм, гнип, смердит, юродствует. Не многовато ли?.. Может быть, вы конкретные примеры приведете, чтобы стало понятнее?

– Не вопрос, как говорит наш дорогой Анатолий! – игриво откликнулся Профессор. – Начнем с конца. Не возражаете? Скотопригоньевыми я называю тех литераторов, которые в своих сочинениях стремятся всячески оскотинить человеческий образ, унизить его в лучшем случае до уровня скота, а в худшем – хищного зверя. Таких сочинителей в гнип-стриме, как… как щук на Аландах. Но среди наших я в первую очередь предложил бы вашему вниманию Трофима Чернова. У него, кстати, один из романов носит звериное название, а на обложке изображен человек… Юродивые. Точнее – юродствующие, – продолжал Сенявин. – А еще точнее – абшабашенные. Чтобы не оскорблять настоящих юродивых, которые, как известно, свой подвиг юродства во имя Христа совершают!.. Эти же – вот именно словно абшабашатся, то есть накурятся или наколются и сквозь этот абстяг преподносят нам окружающий мир и себя самих. Таков их художественный прием.

– Вы не Мескалова имеете в виду? – спросил Ведущий.

– Это вы сказали, – ухмыльнулся Профессор. – Я бы не решился всуе упоминать нашего самого известного литератора. Господи, прости и помилуй!

Сенявин покосился на свою рюмку и увидел, что она опять полна. Он не заметил, как Драйвер, едва было упомянуто имя «Анатолий», мгновенно и бесшумно наполнил опустевший лафитник.

Не притрагиваясь к рюмке, Профессор вдохновенно продолжал:

– Ну и, наконец, смердящие!.. Вообще-то говоря, смердят все гнип-модернисты. Они, если смердить не перестанут, вылетят из своего подземного стрима и не о чем им будет, гниповым, писать. Но… Один наш… нет, не писатель, а кинорежиссер, тоже гниповый… он как-то заявил, что есть такие темные места, куда даже демонам нет доступа. А человек туда спускается. Для человека де нет пределов… Вот эти беспредельщики смердят особенно страшно. Потому что великие русские писатели тоже на самое страшное дно опускались, куда даже демонам вход заказан! Но они, наши настоящие писатели, чем ниже спускались, тем больше света с собой несли; если не любви, то сострадания, если не сострадания, то отвращения и отвержения; чтобы, во мрак окунувшись, снова к свету взлететь… Эти же нынешние смердящие без всякого света в клоаку влезают и всю грязь, всю гниль и зловоние человеческое тянут наверх, чтобы и нас окунуть, вымазать, белый наш свет черным сделать, веру в безверие, надежду в уныние, любовь в разврат и растление превратить. Для них главное – отыскать какую-нибудь человеческую святыню, какое-нибудь безусловное правило поведения, какую-нибудь радостную надежду и эту святыню опошлить и осквернить, правило свински нарушить, надежду попрать и изнасиловать.

– Надежду изнасиловать – это гениально! – не удержался Ведущий.

– Вот, вот, гениально! – в тон ему воскликнул Профессор. – Они, эти смердящие, себя действительно гениями считают. Видимо за то, что демоны убоялись, а они, гении, осмелились и нарыли. И ваше телевидение их в этом поддерживает, гениев из них делает! Ведь ежели…

– Погодите с телевидением! – перебил Трулль. – Я хочу сначала вычислить, кого вы теперь имеете в виду… Не Скуратова ли?

– Ну вот! – сокрушенно вздохнул Профессор. – Еще одну нашу литературную звезду обидели, лауреата множества премий, в том числе иностранных! Как вам не стыдно, господин ведущий! Непатриотично себя ведете!

Трулль засмеялся.

Профессор же грустно подытожил: