– Север, восток – колдуны повсюду встречаются, – вступил в разговор другой Старик, Семунд Красивый. – Помню, однажды у нас с Олавом Собакой кончились припасы и мы пристали к берегу чуть севернее Нидароса. Зашли в усадьбу, входим в дом и видим, что на лавке сидит слепая старуха, с бельмами на обоих глазах, а рядом с ней стоят два короба. Я говорю: «Давай посмотрим, что в коробах». А Олав, который чует колдовство, потому что бабка у него была колдуньей, говорит: «Не нравятся мне эти коробы. И старуха не нравится. Пойдем лучше посмотрим, нет ли здесь какого скота». Мы вышли из дома и пошли в сторону амбара. И видим: от дома за нами побежала свинья с двумя поросятами. Мы загородили им дорогу. И тут я замечаю, что с пригорка навстречу нам движется большая толпа людей с копьями, а свинья с поросятами навострили в их сторону уши. «Пойдем к кораблю. На их стороне явный перевес», – говорю я Олаву. А он: «Не годится сразу бежать, не испытав счастья». Тут он взял большой камень и пришиб свинью насмерть. Мы к ней подошли, и увидели, что на месте свиньи лежит старуха с широко открытыми зрячими глазами, возле нее стоят хозяйские дочки, а вовсе не поросята. И глаза у них такие злющие, каких я никогда не видел. А когда мы обернулись в сторону пригорка, то увидели, что не люди нам шли навстречу, а стадо коров. Мы пригнали их к берегу, забили и нагрузили корабль тушами.
– Я только не понял, почему нельзя было открывать коробы? – спросил Скафти Воробей.
– Потому что это были не коробы, а дочки хозяйки, которая отвела нам глаза, и нам померещилось, что рядом с ней два короба.
– Вам, молодым, многое непонятно, – сказал Бодвард Отрог Леса. – Мы с Хельги, до того, как перебрались на Восточное море, много плавали по Западному пути. И там, как водится у викингов, в разных местах были у меня разные подружки. Одна из них жила в Шотландии. Когда мы с ней расставались, она меня спрашивает: «У тебя есть жена?» Есть, говорю, в Агдире. А она: «Ну, теперь вам осталось недолго. Потому что я ревнивая и не хочу тебя ни с кем делить». С этими словами она меня обняла и подарила на прощание золотое обручье. И вот, я вернулся домой и понял, что не могу жить с женой. Всякий раз, когда я приходил к ней, моя плоть была так велика, что я не мог иметь с ней утехи, и, хотя мы оба всячески старались, ничего не получалось. Пришлось нам развестись.
Бодвард тяжело вздохнул, а потом заключил:
– Я вот что хочу сказать: все женщины колдуньи.
– Если все они колдуньи, то почему твоя жена не смогла снять с тебя заклятье? – спросил Скафти.
– Потому что они только зло умеют причинять, – ответил Бодвард и так сурово глянул на Воробья, что тот перестал задавать вопросы. Хотя видно было, что еще один вопрос у него прямо-таки вертится на языке.
А слово за Бодвардом взял Горм Дубина. Его так прозвали потому, что его любимым оружием была тяжелая палица. Горм сказал:
– Вы, Старики, конечно, мудрее нас. Но мы тоже не лыком подпоясаны. Когда я женился, жена в первые дни пыталась мной командовать. Тогда я вывел ее во двор, усадил на лавку, а по двору в это время петух гонялся за курицей и бил ее. «Видишь ли эту картину?» – спросил я жену. «Что это значит?» – спросила она. «То же самое может случиться с тобой» – я ей ответил. Тогда ей пришлось умерить гордыню, и с тех пор мы хорошо жили друг с другом.
Так празднично и дружелюбно пили встречу трех кораблей в Хельговой столовой команде у западной стены.
А вот как шло дело у восточной стены, где сидели веринги с Волка.
Эйнаровы люди одеты были по-разному. Богаче всех нарядился и нарумянил лицо Халльдор Павлин. Небрежнее всех были одеты берсерки, и среди них выделялся Кетиль Немытый. Плащ его был засален и похож на мешок. Рубаха из грубой шерстяной ткани пузырилась на груди, была подпоясана толстой веревкой и спускалась ниже колен. Волосы – в разные стороны, борода – словно ему к подбородку привязали ржавую лопату.
Как только стали разносить пиво и было решено пить по двое, Кетиль объявил, что желает пить вместе со Свейном Рыло и бьется об заклад, что он, Кетиль, его, Свейна, перепьет.
Свейн на это ответил, что пусть Кетиль лучше пьет с Рэвом Косым.
– С Рэвом не хочу пить, – сказал Кетиль. – У него такая рожа, по которой не видно, пьян он или трезвый. Как судья определит, кто из нас победил?
– Рожа, скорее, у меня, раз меня прозвали Свейном Рыло, – усмехнувшись, добродушно возразил младший Кабан.
– Я тебя вызвал. А ты, похоже, заранее признаешь свое поражение, – объявил Кетиль.
– Не признаю. Но я всегда пью вместе с братом.
– Придется со мной пить, если не желаешь признавать поражения.
Свейну ничего не оставалось, как согласиться.
Стали выбирать судью. Кетиль сразу предложил Бьерна Краснощекого, который в отсутствие Берси Сильного – тот сидел за главным столом – был за старшего среди берсерков. Но Бьерн отказался, справедливо указав, что по правилам пивного поединка берсерк не может судить двух берсерков.
– Пусть судьей будет Халльдор Павлин. Он среди нас самый праздничный, – предложил Бьерн.