Бессердечно влюбленный

Дверь распахнулась, впустив меня в тепло, свет и крепкие объятия Славика, моего сводного брата. Я стянула шапку и попыталась улыбнуться.

Так случилось, что мама у меня влюбчивая. Папа — ещё более влюбчивый. Два студента произвели меня на свет в горячей, пылкой любви, которая разбилась о быт, тёщу и студентку с параллельного курса. Мама была ещё два раза замужем, папа — три. В промежутках между штампами можно не считать. Но особенность моей любвеобильной семьи заключалась в том, что все и сейчас дружат. Только третья папина жена была ревнивой и пыталась навести порядок в нашем дружественном семейном хаосе. Продержалась два года. А так — и в гости, и в больницу, если с кем чего случилось, или просто яблоками из сада поделиться, всё, как в лучших американских сериалах с европейской толерантностью и южнороссийской шизанцой.

— Лёша, Вику к себе возьмёшь? У меня тут кое-что намечается… — говорила мама моему папе, когда мне было пять, десять, пятнадцать. Если бабушка была занята.

Славик и Ромка, папины сыновья от следующего брака, младше меня на три года, тоже у нас с мамой как-то жили, называли маму Танюшей и советовались «про любовь». А вот дочка от третьей жены Лерочка и её сестра Эля, вообще не от папы, но вроде тоже почти родня, не притёрлись. Да и с папой у них отношения так себе: вечно на что-то обижаются. Позвонишь с праздником поздравить, а с тобой, выясняется, не разговаривают, а потом вдруг бац, и снова как ни в чём не бывало: кто старое помянет, тому в глаз, не чужие люди… В общем, на Лерочку и Элю я забила: появляются — общаюсь; не появляются, значит, снова во мне проснулось вселенское зло, которое их как-то задело. Я не ломаю голову: обижаться на приливы и отливы смешно. И папа сказал, что это процесс автоматический, немного сезонный. В их маму. Тётя Рая была любительницей славянской мифологии и всех подозревала в колдовстве, каких-то иголках и прочем. От примет, привезённых ею из родной деревни, аж дурно становилось. Но, к счастью, тётя Рая появлялась на моём горизонте редко.

Сейчас у папы новая жена Марина и дочка Женечка, милаха такая кудрявая, ручки тянет и много улыбается. Марина преподаёт йогу и периодически отправляется в паломничество в Индию, поручая Женечку папиной второй жене, тёте Оле, ведь папа часто в командировках. Но недавно тётя Оля вышла замуж и уехала в Ригу. Ромка рванул на поиски счастья в Москву, а Славик как раз вернулся, успев отучиться, жениться и развестись. Теперь он занимался ремонтом оставшегося от мамы дома и жил пока у папы с Мариной, пребывая в состоянии философской созерцательности, ненавязчивого поиска дела и любви всей своей жизни.

— Систер, ты прекрасна, как никогда, — заявил прямо у порога Славик, высокий, красивый, похожий на юного викинга и Будду одновременно, если бы тот был блондином. — Ты влюбилась?

— Что?! — я моргнула.

— Очень похоже.

— Нет! Нет… Боже, я не влюбилась! — запротестовала я отчаянно и при виде понимающей ухмылочки Славика стукнула его по плечу. — Перестань!

— Ладно, потом сама расскажешь. Пошли пить чай. Я прикупил потрясающий пуэр.

— А папа дома? — спросила я, отдавая в джентльменские руки брата свою снегирёвую куртку.

— Нет, поехал за Женечкой в садик, а потом у них с Мариной какое-то мероприятие в Мастерской Йоги и Путешествий. Кажется, концерт.

После напряженных дней, наэлектризованного вечера, грандиозной посадки в лужу и угрызений совести я растаяла в тепле и благости папиного дома — с деревянными стенами, ловцами снов в углах, икебанами в рамках и экологически чистыми яблоками в большой вазе, присыпанными красными бусинами калины. Пахло сандалом, чабрецом и любовью.

Чай в понимании Славика — это вовсе не то, что глушит удав, это ритуал, медитация и повод подышать рядом. Славик церемонно ливанул первую порцию на голову глиняному богу чая — Сунь Луню, и разлил нам по крошечным китайским чашечкам. Потом ещё и ещё, по кругу. Есть в чайной церемонии что-то волшебное. Я успокоилась. Стало хорошо.

— Рассказывай, — сказал Славик.

Честное слово, вроде бы я старше, но мне всегда кажется, что он. И не на пару лет, а на добрый десяток. Повезло мне с братом. И я рассказала: про войну против тирана, затеянную революцию и не слишком удавшийся терракт.

— Ну ты даёшь, систер, — удивился Славик. — Вроде бы ты писатель, девушка умная, а забыла элементарную вещь: насилие порождает насилие. В революциях не бывает победителей, все проигравшие. А ещё Ошо говорит, что все политики — дураки. И ты туда же?

Я со вздохом посмотрела на брата.

— Я не знаю, что дальше делать. Ты как считаешь?

— Не торопись, дров наломать всегда успеешь. Пока видно, что твой «удав» тебя задел.

— Нет, он равнодушный, каменный, бессердечный, он…

— Этим и задел. А значит, всё не случайно. Ничего случайно не искрит.

— Поверю твоему опыту, — снова громко вздохнула я. — Устала, братик, я так устала…

— Значит, для начала выспись. Я тебе в Ромкиной комнате постелю.

— Да нет, я домой… — начала было я, но поняла, что не в силах сражаться с изнеможением, накрывшем меня с головой, как после обильных слёз в детстве.