Бессердечно влюбленный

Ожиревший толстогубый сибиряк что-то ответил. Котировки, санкции, американский президент — любимые темы. Подключился областной чиновник и партнёр из Сочи.

Пульс в ушах заглушал фанфары от джаз-бэнда, приветствующие чей-то робкий правильный ответ на вопрос викторины. Голова горела. Тело с трудом удавалось удержать на стуле. Железной волей, словно цепями. Коллектив оправлялся от удара, как астматик после приступа. Голоса за столами становились чётче, наконец, послышался звон бокалов. Пару недель сплетен, и всё рассосётся.

Конферансье поднял клиента из Краснодара. Тот начал мямлить пафосное «за здравие».

— За нашего руководителя! За умного, знающего своё дело, понимающего!!! — с истеринкой в голосе подхватила Полина, поднявшись. — За нашего замечательного, самого лучшего Михаила Валерьевича!!

Все потянулись к ней бокалами. Фальшиво было. Особенно на контрасте.

А я затылком, спиной, всем нутром чувствовал, что Виктория ушла. Мышцы напряглись — за ней! Губы на автомате что-то отвечали отцу. Я обязан быть здесь. Сейчас. От моего поведения зависит бизнес, клиенты и все эти олухи вокруг. Я всмотрелся в лица. И вдруг понял — она ушла, а в глазах людей осталась тень сказанного ею. Они поверили ей! И, может, осуждали, может, разделяли, может, боялись признаться в этом и потерять работу, но верили… Слишком искренне она несла свою чушь! Слишком прямо. Слишком звонко. Как пионерка врагу! Отец прав был в одном: эмоции в деле — вред. Так всегда и говорил: «Эмоции убери».

Виктория… Даже имя такое. И я ведь почти сразу по ней понял — слабоумие и отвага — её девиз, но надо же, чтоб настолько. Ненавижу её! Мы ещё поговорим в офисе. Хотя нет — раньше. Мы поговорим сегодня! Я знаю, где она живёт. С этой мыслью всё тело залило, как огнём. Скорей бы закончился этот апофеоз лицемерия!

Да, я — тиран, не спорю. Люблю порядок. Чёткость. Дисциплину.

Но почему она сказала, что я — бессердечный?! С чего вообще она это взяла?!

* * *

Я растерялась. Смутилась. Выпалив всё на адреналине, тут же поняла, что перегнула палку. И вместо катарсиса получился никчёмный водевиль. Со мной в главной роли.

Долю секунды я смотрела в его глаза и не могла поверить: он меня не уволил! А потом захотелось провалиться. Под землю, куда угодно, просто в прах рассыпаться. Потому что несмотря на сверкающую ярость, удаву было плевать. На слова, высказанные и даже обидные, на мнение окружающих. На меня…

— Отчего пауза? — с ехидной усмешкой спросил он у ведущего, намеренно подчёркивая своё отношение к происходящему.

У меня в душе всё перевернулось. И я ушла. Даже не прислушивалась, что там бормотала Алиса. Или ребята. «За» они были или «против».

Я вышла на холод и морось. В душе было пусто. Развернувшись и вспыхнув, она вдруг сжалась до точки. Каблуки и красный цвет показались нелепыми, вульгарными в серо-жёлтых тонах осени, словно разлитое на светлом ковре пятно от дешёвого вина. Проклятые туфли! Хоть босиком иди. Но ждать, когда подадут такси, было невмоготу, и я запрыгнула в маршрутку, сжалась в комок на сиденье и замерла. Город нёсся мимо.

А я поняла, что впервые за две недели этой игры, не знаю, что делать дальше. Плана у меня нет. Игра на поверку оказалась дурацкой. Актёры — бездарными. Сценарий — слитым. И в сердце отчего-то щемило. Я не хотела его оскорблять, а вышло. В итоге занавес.

Куда бы деться?!

Я пришла домой. Покормила кота, распушившего хвост трубой, почесала за ушком. Вспомнила глупую шутку про удава. Закусила губу. Как же скверно!

Затем подсыпала корму канарейке. Цветы полила. У кого-то ломит суставы, у меня крутило внутри. И тихо в доме было до жути, так тихо, что, казалось, слышно даже коту, каким громким парадом маршируют в моей голове мрачные мысли. Словно кто-то завёл мой ум, как адскую шарманку, решив меня доконать. И всё под аккомпанемент старой песни Аббы «Победитель получает всё». Какая победа? В чём победитель? Просто есть вымысел, а есть жизнь и реальность. «Если ты думаешь, что справедливость победила, попробуй убедить в этом побеждённых[21]». И всё же…

Всегда здорово считать себя классной, справедливой, спасительницей, да ещё Бог знает кем! Куда проще сказать: «Сам дурак», чем видеть себя дурой. А ведь сколько не отбеливай себя в душе, тёмной стороны там ровно наполовину. Она вдруг всплывает, топит и заставляет ныть: «Я не плохая. Я ужасная. Я хорошая. Он заслужил. Я заслужила. О, нет…»

Кот сидел на табуретке, сложив перед собой лапки, и смотрел на меня, как шерстяной человек. Осознанно и вроде бы тоже осуждающе. Нет, я не могу оставаться одна!

— Прости, кот, — сказала я.

Иронично вышло: «Жена кролика Роджера» разговаривает с котом. Я быстро сменила наряд дивы на свитер и джинсы, каблуки — на кроссовки. Набрала брата.

— Привет, систер! — обрадовался Славик.

— Занят?

— Для тебя — нет.

— Можно приеду?

— Приезжай!

Кутаясь в спортивную куртку, нахлобучив шапку на глаза и засунув руки в карманы, я снова вышла из дома. Вечер, холодно… Не до одиночества.

* * *