В бёдрах всё сжималось, внизу живота возбуждение закручивалось упругой, горячей спиралью. «Нельзя! Нельзя!». Внутри моей головы снова проснулся разум и принялся подавать в пространство отчаянные сигналы «SOS», словно корабль, терпящий крушение.
— Вы — директор, — сказала я, больше напоминая об этом самой себе.
— Не только… Я же не родился директором, — усмехнулся он, — с портфелем и должностными обязанностями согласно штатному расписанию…
— Правда?.. — Пожалуй, это было глупее некуда, но он сам виноват.
В сияющих, хмельных глазах Михаила заиграли чёртики:
— Правда. Пойдём, вон наша машина. — Его рука скользнула по моей талии, лёгким нажимом указывая направление.
Что теперь?! Что дальше?! Что будет?! — пульсировал мой смятенный ум.
За него ответил каблук под левой пяткой — он сломался. С мерзким хрустом. Кррак! И я опять качнулась, теряя равновесие.
Снова рука Михаила под моим локтем, вторая на талии.
«Боже, он подумает, что я совершенно пьяна! А я нет… Почти нет… Или да?»
Чтобы как-то оправдаться, я наклонилась, подняла с тротуара красный каблук и выставила перед собой.
— Сломался.
— Не проблема, — сказал он и, подхватив меня на руки, понёс к машине.
«Надо сказать, чтобы перестал! Так нельзя! Я же с ума сойду от его прикосновений!» — проносилось в голове, а вслух я сказала:
— Отпустите, я пойду сама.
— Нет, необходимо предотвратить производственную травму, — ответил он и ловко усадил меня в салон, кивнув водителю, придерживающему дверцу. Сам сел рядом на заднее сиденье и приказал:
— Магазин обуви. Лучший. Ближайший.
— Прекратите! — запротестовала я. — Нельзя же так сразу ломать все шаблоны!
— Тебе можно, а мне нельзя? — усмехнулся он и взял меня за руку.
Горячий. Что он делает с моими пальцами?! В голове оседал туман, в теле — жар, потому что в его прикосновениях было столько чувственности, сколько с иными и в сексе не случается.
— Я не… — попыталась возразить я.
— Ты — «да», — кивнул он.
— А мы на «ты»? — моргнула я.
— Давно.
Он продолжает говорить цитатами из советских фильмов?
— «Ирония судьбы»?
— Можно и так сказать. Ты не можешь оставаться без туфель.
— У меня есть другие…
— Не важно.
Несколько мгновений молчания, и ещё сильней закружилась голова, я забрала свою руку. Он поймал её снова.
— Это неловко, — выдохнула я.
— Ты первая начала.
— Я не…
— Ты — «да».
И вот как с ним разговаривать? Особенно если мысли путаются то ли от вина, то ли от неожиданности, то ли от ласк его пальцев, изучающих мою ладонь.
Не прошло и пяти минут, как наш автомобиль остановился у тёмно-синего квадрата бутика с жёлтым светом изнутри. Над дверью вывеска: «Christian Louboutin». Ох, тут же дорого!
Водитель распахнул перед нами дверь. Михаил выскользнул наружу. Подал руку. Не успела я встать на низкий бордюр, как снова оказалась на его руках. Однозначно кто-то что-то напутал в схемах этого биоробота или случилось короткое замыкание — вином залило контакты! Я же просто хотела Париж показать, а не… И вообще, я хочу только, чтобы если отношения, то серьёзно и навсегда, а не как у мамы — много раз и все удачно!
Но водитель уже открыл дверь бутика, улыбаясь в усы, словно посажёный отец на свадьбе. Красный ковёр, цветастые диванчики, ячейки с туфлями в белой стене, словно арочные окошки в башне. Продавщицы и двое покупательниц оторопели, а Михаил сказал громко по-английски:
— Нам нужны туфли. Самые лучшие. Красные. Срочно.
— Удобные, — пробормотала я, когда он усаживал меня на диван.
— Удобные, — повторил он.
— Одну минутку, мсьё, — улыбнулась продавщица лет сорока, в белой блузке и строгой юбке.
— Только, пожалуйста, быстрее, — сказал Михаил, доставая банковскую карту. — У нас мало времени.
А куда мы торопимся?..
Но спросить я не успела, потому что девушки-продавцы, определив на глаз мой размер, тут же окружили меня коллекцией красных туфель, лодочек и босоножек с закрытой пяткой на высоченной шпильке, с закруглёнными носиками с перепонкой и без, спортивных, почти кроссовок, удобных, на плоской подошве, с изображением дракона и с золотыми клёпками. Я, конечно, обожаю туфли, и сердце моё замерло, потому что я — из тех туфлеманов, которые и на витрине, и на проходящей мимо женщине, и в кино на актрисах прежде всего отмечает обувь! Однако волна непонимания и смущения перекрыла соблазн, и я покачала головой.
— Не надо, — сказала ему по-русски. — У меня всё есть.
— Надо, — сказал Михаил.
А продавщица — та, что постарше, надела на мою ступню замшевое произведение искусства на тонком каблуке, на которое указал мой биг-босс.
— О, вы русские! У меня прабабушка из России, — заулыбалась она и добавила по-русски с акцентом: — Идеально.