— Нет. Но всё, на этом всё! — воскликнула я. Распрямила плечи, чтобы понял: я не шучу и не выделываюсь. Я решила подвести черту дозволенного, проложив её, как самурайский меч между нами.
— Я не понимаю…
— Понимаешь! — с нажимом сказала я и отодвинулась к самом окну — для верности. — Мы здесь в командировке. Для переговоров.
— Хорошо, — сипло сказал он.
Автомобиль остановился у подъезда. Миша вышел, одёрнул куртку, почти по-гусарски. Подал руку, но при этом зыркнул на меня так, что я порадовалась, что у него нет сабли. Обиделся.
В моих губах покалывало. Они были не согласны с моим решением, как и биг-босс. Я тихо вздохнула: и всё-таки это неоправданный риск — ночевать с ним в одной квартире, особенно после таких поцелуев. Зачем? Зачем я позволила ему это?! Зачем растаяла сама?!
Чёрт, и водитель уже уехал. Скользнула взглядом на часы на запястье Миши: скоро одиннадцать! Ничего себе! А казалось, мы всего пару часов в Париже…
Двери лифта открылись, и мы поехали наверх. Я кусала губы, сжимала напряжённо в пальцах лямку сумочки. Он заметил.
— Я ни к чему не стану тебя принуждать, — всё ещё хрипло сказал он. — Это не в моих правилах.
— Спасибо… — тихо ответила я. — Это благородно с вашей стороны.
— Снова на «вы»? — усмехнулся Миша, и его лицо привычно закаменело.
А у меня в груди сжалось сердце, тоже будто каменея наполовину. Но разве мы влюблены? Разве он назвал меня хотя бы ласковым именем? Или сказал о любви? Нет, в нём лишь желание, страсть… И у меня тоже. Поэтому нельзя было иначе: «
Я зашла в предоставленную мне комнату. Включила свет и села на кровать. Мягкая, пружинит. За окном переливалась огоньками, словно новогодняя ёлка, Мадам Ля Тур Эйфель. Волшебно, но вдруг не радостно… Башня посияла ещё немного и погасла, а буря в моём теле — нет. Кажется, я запуталась.
Хлопнула дверь. Я вздрогнула. Ушёл?
Надо было остановиться ещё раньше, у Кафе де Флор! Или когда зачем-то решила его расшевелить, или вообще, когда затеяла свой план по очеловечиванию удава. Зачем?! Жил человек и жил. Даха в итоге всё равно уехала. А остальные… ведь их никто не неволит работать в компании «Инженерные системы».
Я провела рукой по губам: горели. Да, у меня получилось, но совсем не то… Всё зашло слишком далеко! Я выступила из туфель, достала тапочки и вышла на балкон. Парижский ветер трепал мои волосы так же, как ростовский. И в темноте крыши были просто крышами, окна просто окнами: вон светятся, там пожилая семейная пара, а вон девушка закрывает жалюзи. Просто люди, просто живут. Лишь тёмный силуэт башни выделялся на фоне синевы, и комната с непривычным интерьером за моей спиной говорила о том, что я за тысячи километров от России. Я стояла долго-долго, наблюдая в себе вихри и сомнения, сожаления и грусть. Ум шумел, беспокойный. Вроде бы грусть — это просто погода в душе, а если приносишь её другому? Хуже вдвойне.
Захотелось позвонить маме, но стало как-то стыдно: а Миша кому позвонит? Впрочем, наверняка есть кому, и он — не маленький мальчик. Почему я возомнила себя центром вселенной?
В квартире было тихо, он ещё не пришёл. Мишино «я ни к чему не стану тебя принуждать» показалось самым важным из всего, что он доселе говорил. И самым ёмким — я думала о нём хуже, даже была уверена. Эх…
Я всё-таки набрала мамин номер.
— Привет, мам!
— Мурр, — обрадовалась она. — Ты почему не звонишь и продочку не высылаешь? Мне не хватает утречком к кофе.
— Сейчас не пишется.
— У тебя что-то случилось? — обеспокоилась мама.
— Нет, я в Париже. Но не волнуйся, через What's Up звонки бесплатные.
— Даже если и не бесплатные! — возмутилась мама. — Ты почему секретничаешь? И голос грустный. Викуля, ты не темнишь? Маме всё надо говорить, особенно если прёшь за тридевять земель!
— Всё нормально, мамуль, я просто устала.
— А как ты в Париже оказалась, любимая моя писательница?
— В командировке, я тут немножко подработать решила. Официально.
— Вот жеж! А маме сказать?
— Прости, у тебя ведь и своих дел хватает.
— Это верно. Сегодня из пруда вылавливали карпов кои, заморозки обещали. Я сама пробовала-пробовала, уплывают, гады. Ваня пришёл, я пожаловалась, а он говорит: «Помогу тебе их поймать!» Что ты думаешь, эти гаврики и от него красными хвостами — фьють-фьють, уплывают, дуньки! Говорю Ване: да ладно, а он — нет уж, если я решил, то поймаю, давай с двух концов. И поймали в три секунды! Вот что значит намерение! Пока в ванну запустила, аквариум с чердака надо притащить.