Читаем Бессердечно влюбленный полностью

Бессердечно влюбленный

А сам разозлился. Фиг ты меня достанешь! И догонишь! Слышно было, как сердце стучит. Так наверное чувствует себя гладиатор перед боем, за который либо получит свободу, либо кинжал в грудь. И тут же я себя поймал.

Стоп! Эмоции в сторону. После. Я-то знаю, что мысли мешают на любом соревновании. Пока ты бежишь, не должно быть ни предвкушения победы, ни страха поражения и оборачиваться нельзя. Есть цель, есть вектор. Тебя нет. Есть бег, который бежит сам себя. До финальной ленточки.

Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь в кучу. В вектор. Натянул шапку на лицо, почти балаклаву, застегнул кнопки на перчатках, очки, шлем. Проверил крепления. Выглянул наружу, окатило морозным ветром. Здесь минус двадцать два. Я спрыгнул.

* * *

Шум лыж по снегу, гулкий скрежет трения. Перед глазами белое пространство. Серый шлем и жёлтые штаны, те что спрыгнули первыми, скользнули по леднику и исчезли впереди, превратившись через мгновение в муравьёв.

Скорость. Чертовский разгон.

Впереди камни. Свернул на сугроб. Прыжок, как полёт. Пауза ветром в ушах.

Приземлился, спружинил и помчался дальше. Охрененно. Белые барханы заструились вниз. Снег пухлый, свежий, но когда набрал такую скорость, проскальзываешь мимо, срезая пышные горки краем лыжи. И слышишь, как вдогонку, перекатываясь, бежит снег. Не лавина. Но я осторожный, мгновенно меняю траекторию. Добров постоянно мелькает где-то рядом. То справа, то слева, то надо мной взлетает его голубая куртка и красные лыжи. Часто штрихами, еле успеваю заметить.

— Йахуу! — заорал где-то позади синий. — Вау! Чтоб я сдох!

Впереди показался обрыв, я резко взял вправо, подняв движением клуб морозной пыли.

Прокатился по узкой дорожке, набирая скорость, и снова прыжок. Высоко. В желудок рухнул холодный ком, а я снова почти на тверди. Лыжи несут, как хороший спорткар. Вперёд!

Тело пружинит, наклоняется, само знает, как лучше. Эйфория в груди образуется сама, когда в очередной раз взрезаешь края сугробов, и они взлетают, едва касаясь меня снежным шлейфом. Уже чертовски жарко. Горы въезжают в поле зрения и теряются в очередной белой стене перед носом. И снова взлёт. Солнце мелькнуло, краем глаза я заметил чёрного орла. Мы на пару с тобой, дружище. Добров не в счёт.

Чистый спуск, чистое удовольствие. Серый и жёлтый остались позади после очередного моего прыжка. Не ожидали, похоже, такой прыти от меня. Перед глазами, как бы на полях, стояла карта. Я хорошо запомнил траекторию кулуаров. Да, у меня фотографическая память. Любой чертёж восстановлю при надобности. Хы, может, я и правда этот самый чёртов киборг?

Вдох-выдох, и взлетел. Лучше, чем во сне, реально. Радость без спросу закипела в жилах. Сколько раз было, но всегда, как в первый раз.

Мозг подсказал: впереди пятидесятиградусный склон с огромной пропастью и две стены по краям. Чертовски рискованно. Зато срежу значительный угол по сравнению с теми, у кого потроха не так крепки. И я рванул по кулуару, маневрируя, как уж на сковородке.

Чёрт, судя по звуку, Добров махнул за мной. Истребитель хренов.

Что-то меня торкнуло. Странное, будто позвал кто-то. Но без голоса. Я вскинул глаза и ошалел: впереди — там, где кончался кулуар, катила со склона мощная лавина, набирая гул. Оставалась маленькая, но всё-таки возможность избежать её, свернув и пропустив мимо. Чёрт, а Добров видит? Похоронит же!

Я притормозил и подрезал соперника. Доброву ничего не оставалось, как свернуть за безопасный зубец. Послышался мат на всё сто этажей. Он остановился, чуть не перекувыркнувшись через голову. Я подкатил к Доброву, тоже чудом не полетев кубарем на камни, и без слов ткнул палкой в нарастающую угрозу.

— Едрить, — охнул Добров, сглотнул и добавил мгновенно севшим голосом. — Спасибо…

— Надеюсь, эти олухи сзади в неё не угодят, — ответил я.

— Там вертолёт, если что, — выдохнул он.

Лавина прокатила чуть ли не в двух шагах от нас, как мощная змея, заглатывающая всё на своём пути. В нос пыхнуло облаком снежной пыли, но ничего страшного — на пару чихов. Лавина сошла и успокоилась быстро, погудело совсем недолго, а затем снег сожрал снег. И наступила тишина. Мы оба глянули вверх. Нет, вертолёт не снижался, кружил себе в голубом небе, отражая иллюминаторами солнце, значит, остальные в порядке.

Я отёр очки от снежного крошева и сказал:

— Ну что, погнали дальше. Осталось всего-то километров семнадцать. Если не боишься.

Прежде, чем Добров успел ответить, я оттолкнулся палками и пошёл набирать скорость по другую сторону кулуара. Подальше от недавно вспоротого брюха лавины. Бережёного Бог бережёт!