Она вспомнила, что опаздывает и прошла вперёд, стараясь уйти от Кирилла, с его сумасшедшими идеями, но вдруг обернулась и как-то небрежно кинула:
– А почему ты ему всё сам не расскажешь в лицо? Этого простого пути ты не просчитал? И где его друзья, почему они бросили его, оставили в таком состоянии? Это не по-человечески!
– Их условно привлекли, а меня нет. И не все люди, есть люди, Кира. Я был в больнице, ходил к нему, но когда он вышел из комы и никого не вспомнил, кроме родителей, они попросили меня, чтобы особенно я не контактировал с ним. Да и сам не рискну – сейчас я для него никто.
–Тогда успокойся, успокойся и не лезь в его жизнь, всё, что ты мог сделать, ты уже сделал, – Кира не имела уже никакого желания общаться с этим человеком.
Она прошла довольно много, прихрамывая, и в лице появилась грусть, старая добрая, которая появляется после разочарования. Не такими представляла она друзей Вильяма, жизнь жестока, и Кира пережёвывала её новые статьи, не совсем понимая как реагировать. И не её это было дело, и не касалось её, и уж тем более переживать на счёт другого человека не прописывалось в ближайшие планы. Но всё же правда задела Киру, задела не так сильно, как задела бы вновь Вильяма, и от того, что она знает её, а он нет, ей стало грустно. Полтора месяца не срок, но разве это дата для сердца или души – не думайте математически, если дело касается чего-то из этих двух явлений, они и вовсе не подвластны измерениям. И вот ты и не знаешь почему, но беспокоишься за человека, которого в голове не считаешь другом, ты переживаешь за него, и тут же спрашиваешь себя: «А с чего бы это?», ловишь себя, в конце концов, на мысли, что его проблемы тебе не чужды и, когда его радость греет и твоё сердце, а горе разбивает его, вот тогда логичного ответа,
– Ты ему помогаешь? – Кирилл догнал Киру и почти вытащил из автолайна, который она успела остановить. Она не выдержала и, накричав, попросила уйти.
– Почему ты не можешь принять новый способ? Может он лучше? Ему нужна помощь, мы же можем помочь, просто подыграй мне. Это всего лишь игра.
– Я спешу, не мешай! – она скинула его руку с плеча и отошла от остановки, а автолайн успел уехать.
– Он же мучается полгода, а мог столько вспомнить, только бы память была, – продолжал Кирилл, подойдя к Кире, его не смущало отсутствие у неё интереса и даже раздражение, которое он вызвал к себе не пугало, он просто продолжал говорить, надеясь, что рано или поздно его услышат и поймут. – Вильям светлый человек, за это и пострадал. Кира, а ты знала о его памяти? – спохватился Кирилл рассеянно.
Кира не смогла делать вид, что на остановке одна и над ней никто не стоит и не пытается донести странную идею. Она сдавленно вдохнула морозный воздух, укуталась в шерстяной шарф и, не увидев на горизонте транспорта разговорилась.
– Да, знала, и мне стало это интересно. Это как игра в сапёра – никогда не знаешь, где шаг, где два, а где – бах! – она посмеялась, так тихо, словно и не хотела этого. – В фото я вижу возможность выражать уродливое красивым, а Вильям… – она помолчала,– это загадка, хочу выразить что-то через него, но что это будет, мы оба не знаем.
– Ты, значит, помогаешь ему в своих интересах, – догадался он и накатил новую волну, – Я, ведь могу ему всё рассказать, то, что он хочет вспомнить, да многое могу рассказать, но вот из-за такого он и уехал из Заречного. Все пытались
– Никогда так не делаю – это же неуважение к автору! – возмутилась Кира и видимо успела замёрзнуть: покраснели щёчки, нос скрылся в шарфе, ноги бились одна о другую.
– Вот и я не хочу открывать ему последнюю страницу.
Кира с резвостью замахала рукой, подъехал редкий на то время жёлтый автолайн номером сто пятьдесят шесть и со скрежетом отворил дверь. Девушка бросила вслед:
– Всё это мне не нравиться. Зачем человеку тыкать в рану? Вот и я думаю – незачем.
Кирилл попытался что-то ответить, даже во второй раз её остановить, почти запрыгнул в автолайн, но почему-то в самый последний момент сошёл с него и побрёл в свою сторону – тихо и понуро. Кира раздражённо посмотрела ему в след, через покрытое паутиной снега окно, оплатила проезд и забилась вглубь, где теплее – путь сегодня долгий.
3