Бессердечный

Я давно подозревал, что он подделка, а не оружие русской армии, всё дело было в дереве, оно выглядело совсем новым, даже следов реставрации я не заметил, словно он был новенький, магазинный. По регламенту магазина я не мог отказать, если только не знал, как пользоваться данным образцом, но мне вдруг стало интересно, что этот парень может ещё сказать. И первым делом пришлось объяснить человеку: а) экспонат для красоты и стрелять из него нельзя и – б) если хочется пострелять, в паре кварталов на Станиславской семьдесят четыре есть стрелковый клуб. Но парень настоял, чтобы я показал ему, как управляться именно с этой моделью. Не пойму, почему именно с ней: что точно знаю – по такому же стандарту, только изменённому, на современный лад делают арбалеты и сейчас. Модель была прототипом нынешних арбалетов, тянула на тридцать два килограмма натяжения и взводилась поясным крюком. Я опустил арбалет на пол, зацепил ногой уступ на конце, всё старательно проговаривал вслух, когда натянул тетиву, послышался щелчок, значит, всё правильно сделал. Поднял, прицелился и добавил, что из него можно стрелять только болтами. Парень понимающе кивнул, взял арбалет из рук, покрутил, попробовал взвести, а когда ему надоело, он положил арбалет на место и переспросил.

– Ты кого-нибудь учил стрелять?

Я пожал плечами.

– Совсем меня не узнаёшь? – с досадой спросил он, и я провалился куда-то. Всё стало давяще огромным, а я наоборот маленьким и хрупким. Это отвлекло меня ненадолго, а парень успел уйти с какой-то грустью и оставил меня до конца дня возмущаться его бестактностью: он не назвал своего имени. И многие мысли за сегодняшний день сводились к одному – он боялся, что я помню его и не говорю, читалось в глазах, что он хотел выйти на более близкий контакт, но боялся, что это получится. Но имя он зря не назвал, может, вспомнил.

2

Какого это чувствовать себя пустой коробкой с ухмылкой «всё хорошо»? И тебе даже не плохо, нет – это крайняя степень беспомощности: тебе нужны люди, а ты им нет. Вот тогда-то и выходит на передовую гордость – махает красным флагом: « Мне никто не нужен!», а внутри червячок одиночества проедает макушку. Ну и зачем я здесь лежу, пишу или пялюсь в потолок с этой невечной побелкой, думаю тут о чепухе насущной? Не знаю. Просто наступают тяжёлым сапогом моменты невыносимой неопределённости, ты даже не уверен, что голоден, нужен тебе этот сок или нет, сидеть тебе или идти, а если идти, то куда? Кто я, что я. Правильно говорят, что некоторым парням армии не хватает, а то становятся тряпками. Но куда там, меня не возьмут, даже на порог военкомата не пустят. И вот теперь сидишь собою нараспашку, не зная где у тебя начало, а где окончание. С Кирой стало проще – она словно моё отражение, только в волшебном зеркале, я – тьма, она – свет. Тьма без света жить не может, как и свет без тьмы. Да, иначе из последнего вышло первое. А из тьмы возможен свет? Наверное, из настоящей нет.

В комнате, точнее зале я лежал на полу, за окном замело всю улицу и моё оставшееся настроение. Я ждал, пока меня засыплет штукатуркой и составлял в ряд всё, что вспомнил за последнее месяц. Это был ритуал – примерять, сколько ещё осталось до истины. И каждый раз очень много, и каждый раз воспоминаний было мало. Вот в хронологической последовательности: зиму – люблю, тянусь к истории, умею стрелять из лука и арбалета, шрам на правой коленке получил в детстве – упал на острую щебёнку. Пока всё, подумал я и посмотрел на входную дверь – она нахально не открывалась. Полежав ещё я попытался припомнить того рыжего парня из магазина. Я постарался окутаться в своё сознание и отрешиться от окружающего мира. Но каждый раз, когда в голове вспыхивали кадры знакомого леса и появлялись несколько парней, которые стояли ко мне спинами и что-то громко кричали вразнобой, этот крик выводил меня. Я окрикивал их, пытался приблизиться, они поворачивались, но лица их снова и снова застилал солнечный блик, яркий и слепящий. Я открывал глаза, слегка вскрикивая, и ощущал, как по комнате расплываются солнечные зайчики. В итоге затею я оставил – перепутал он меня с кем-то, ну, или же моё сознание нарочно не пускает к истине. Сегодня – плохо.

С распухшей от потока сумбурных мыслей головой я побрёл на кухню, там оказалось холодно, одиноко и страшно захотелось поговорить с живой душой, только не с абы кем, а с тем, кому я не безразличен. И эту мысль выбросил вон, как и всё остальные. Вон из моей головы розовые зайчики, ружья на вас нет! Не потребовалось бы зеркало, и так понял, что нахмурился. Почти в коматозном состоянии дождался закипания чайника и почему-то налил две кружки, уселся на голубой диван у двери кухни и с необычайной радостью услышал скрежет замка. Безжизненно серый дом озарился, я легонько улыбнулся, но тут же скрыл улыбку – вошла уставшая и замёрзшая Кира, села напротив и уткнулась в кружку.

Глава 6.

1